"МЭ" Суббота" | 23.01.09 | Обратно

В реальной жизни нас не видят

Плохие дороги, запаздывающие социальные пособия и никуда не годный общественный транспорт... Как справляются с этим люди с ограниченными физическими возможностями? Каковы их шансы получить образование и устроиться на работу?

Марья Хаамер (студентка Вильяндиской Академии культуры): Грустно. Я — одна из тех людей, которые ждут своих денег. Я читаю в газете, что все уже получили деньги, но, простите, я в их число не вхожу. (Разговор происходил 16 января.)

Маргит Розенталь (член правления MTЬ Hдndikдpp): Людей с ограниченными физическими возможностями поставили в очень сложное положение. Ведь им не на что покупать продукты.

Сколько в Эстонии людей с ограниченными физическими возможностями?

Моника Хауканымм (руководитель отдела Министерства социальных дел): В Эстонии около 117 000 человек с ограниченными физическими возможностями, что составляет примерно 8-9 процентов от всего населения. В одной телепередаче так и сказали: «Ой, как их у нас много!». Я бы сказала, что это обычный средний показатель по Европе. Людей с ограниченными физическими возможностями у нас не больше, чем в соседних странах.

В Эстонии проживают 38 000 человек с ограниченными физическими возможностями трудоспособного возраста. Из них только чуть больше 6000 работают. Почему так мало?

Хауканымм: По сравнению с остальной Европой у нас трудовая занятость людей с ограниченными физическими возможностями меньше, но нельзя предполагать, что все они могли бы работать на открытом рынке труда. Всегда есть определенное число людей, например, страдающих умственными или психическими расстройствами, которые могут работать только при поддержке — в дневных центрах.

Розенталь: Но давайте поговорим о тех, кто может конкурировать на открытом рынке труда. Население эстонского государства очень маленькое, постоянно говорят, что у нас не хватает людей, которые бы платили налоги. Это для Эстонии выброшенный ресурс. Люди, которые должны быть в состоянии жить самостоятельно, не могут работать и платить налоги — быть полезными государству.

Хауканымм: Два года назад провели исследование, почему люди с ограниченными физическими возможностями не идут работать. Выяснилось, что больше всего они нуждаются в консультировании — чтобы кто-то помог им найти работу. И только потом были названы переобучение, дополнительная подготовка и транспорт.

Розенталь: Я никогда не знаю, когда автобус с низкой платформой придет на мою остановку возле дома. Я не могу сказать работодателю, что завишу от автобуса.

Хаамер: Я в Вильянди принципиально не езжу на автобусах с низкой платформой, потому что там не объявляют остановки, а иногда и остановки проезжают.

Какие самые большие проблемы при передвижении?

Хаамер: Для меня очень важно, чтобы я чувствовала ногой. Если между тротуаром и проезжей частью нет поребрика, то я могу остановиться на проезжей части.

Моника Лыви (социальный педагог Тартуской школы Эмайыги): Для человека в инвалидной коляске плохо, если есть поребрик, но слепым он нужен. Поэтому его край делают рельефным, чтобы и слепые могли его почувствовать на ощупь.

Хаамер: Мне было очень приятно, когда возле моего дома появилась «зебра», в середине которой есть рельефный островок безопасности и знак для слепых. Этот знак появился там благодаря моей соседке по квартире, которая рассказала обо мне в городской управе Вильянди. Так приятно, что «зебра» появилась именно перед моим домом, я ведь по нескольку раз в день перехожу эту улицу.

Розенталь: Часто допускают глупые ошибки. Например, строят пандус, но он такой крутой, что заехать по нему нельзя. Или ставят возле пандуса каменный мусорный ящик, который мешает.

Хаамер: В здании Академии культуры в Вильянди на лестнице нет перил, то есть они начинаются не сразу. Очень смешной пример — здание в Таллинне, где расположено Общество слепых. Там есть пандус, очень крутой, и в конце, наверху, две ступеньки. Теперь, когда у меня есть собака-поводырь, я очень сильно завишу от лифтов, потому что не могу с ней ездить на эскалаторе — у нее лапы застревают.

Хауканымм: На самом деле закон четко регулирует, каким должен быть пандус, под каким углом наклон. Но здесь может возникнуть вопрос: для чего мы делаем пандус? Чтобы получить разрешение на использование здания или для конкретного человека? Любой из нас может вдруг стать человеком с ограниченными физическими возможностями. Если я сломаю сегодня ногу, то не смогу войти в поезд с перрона, если там большое расстояние, я просто туда упаду.

Может ли человек с ограниченными физическими возможностями получить нормальное образование?

Хаамер: Когда я училась в школе, сначала мне кто-то должен был читать учебный материал, и маму назначили мне учительницей, но мы с ней ссорились. В основной школе я сдавала экзамены с помощью письма для слепых, а потом их переписывали. В гимназии выпускные экзамены я сдавала на компьютере.

Лыви: Государственные экзамены слепые сдают на тех же основаниях, что и в обычной школе, но с той разницей, что им дают больше времени, потому что одна страница обычного текста равна трем страницам текста для слепых.

Может ли ребенок с ограниченными физическими возможностями учиться в специальной или обычной школе?

Лыви: Для учащихся с потерей зрения должны быть доступны оба варианта: тогда можно выбрать подходящий. Практика показывает, что многие учащиеся специальных школ считают это хорошей возможностью для обучения, но слепые учащиеся хорошо справляются и в обычной школе.

Розенталь: Если дети с ограниченными физическими возможностями учатся в обычной школе, то часто возникает причина, по которой они не могут продолжить там учиться. Для школы они становятся обузой, потому что ими нужно заниматься, им нужны специальные вспомогательные средства для обучения.

Хауканымм: Нельзя думать только о том, что ребенок с ограниченными физическими возможностями становится обузой для школы, потому что на самом деле такой ребенок очень много дает школе. Например, мой восьмилетний сын рассказал мне, что в их школу пришел такой мальчик, и мой сын не побоялся подойти к нему и спросить, не может ли он как-то ему помочь.

Хаамер: Весь вопрос в человечности. Мне, например, университет очень помог. Заведующая кафедрой на вечере знакомства попросила всех учесть, что я буду там учиться. Осенью, когда я получила собаку-поводыря, всем студентам пришли письма по электронной почте с просьбой это учитывать. Хотя я об этом даже не просила.

Что значит учеба в вузе для молодых людей с ограниченными физическими возможностями?

Розенталь: Так как среднее образование я получила дома, то вступительные экзамены в университет стали для меня социальным шоком. Ведь школа — это не только образовательное учреждение, это место общения со сверстниками. То, чему мне пришлось учиться на первом курсе университета, дети обычно учат в начальной школе.

Хаамер: Немыслимо, чтобы в Эстонии были учебные материалы по моей специальности для слепых. Мне также приходится договариваться с кем-то, если нужно куда-то пойти — в магазине мне одной не справиться. В определенных магазинах или в аптеке я могу спросить продавца за прилавком, в других местах — нет.

Я прожила в Эстонии 24 года, но почти не встречала людей с ограниченными физическими возможностями. В школе их не было, в спортзале — тоже, в университете они не учились. Почему?

Розенталь: Это говорит о том, что в реальной жизни мы не видим в Эстонии таких людей. Они не ходят в школу, не работают, общаются с людьми мало — в основном с родственниками. Где их можно увидеть?!

Хауканымм: Часто думают, что если человек инвалид, то это должно быть видно — он должен быть в инвалидной коляске или с собакой-поводырем. Но на самом деле среди нас ходят инвалиды, но они это не афишируют. В Эстонии есть много людей, которые стали инвалидами в результате общего заболевания. Или взять, к примеру, людей с нарушениями психики. Если они ведут себя нормально, то об этом не догадаешься.

Лыви: Некоторые люди с ограниченным зрением не хотят пользоваться белой тростью, чтобы не выделяться.

В Эстонии сейчас экономический спад. Что нас ждет в будущем?

Хаамер: Дай-то Бог, чтобы то, что у нас есть, не стали урезать. До сих пор дела у нас шли довольно хорошо. Проблем везде много. Хотя Финляндия, например, впереди нас, но и там много проблем. А в Латвии и Литве даже нет школ для собак-поводырей...