История в лицах


Купеческая гавань - Жизнь

Любила ли Тэтчер?

Возможно, но взаимного чувства у секретаря ЦК КПСС не было, вспоминает в журнале "Лица" личный переводчик Хрущева, Брежнева и Горбачева - Виктор Сухорев.

О нем ходили разные слухи. Коллеги считали его человеком надменным, но втайне завидовали ему. Женщины любили его, но лишь в третьем браке с одной из самых известных красавиц Москвы, с дочерью суперзвезды советского кинематографа Ингой Окуневской он обрел счастье и покой. С Хрущевым он сохранил самые теплые отношения до самых последних дней его жизни. Его очень любил Брежнев и всегда называл просто Витя. Горбачев его побаивался и вскоре нашел ему замену. Он курит "Мальборо", пьет виски, любит джаз и Синатру, а по вечерам к нему на дачу приезжают друзья, и тогда он подолгу рассказывает о тех людях, с которыми ему пришлось работать. Он лично знал всех послевоенных президентов США, он переводил на всех встречах с глазу на глаз между Хрущевым и Кеннеди, Брежневым и Никсоном, Горбачевым и Рейганом. Виктор Суходрев уже два года на пенсии. Он не пишет мемуаров, может быть, из-за лени, а может, время еще не пришло. Сегодня в своем интервью Артему Боровику он рассказывает о том, о чем не решался говорить все эти долгие годы.

- Вы много работали с Андреем Громыко, долгие годы остaвавшимся министром иностранных дел СССР и членом Политбюро. Он служил и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Что помогало ему удерживаться наверху при любом руководстве? Как он вел себя по отношению к первым лицам государства?

- Громыко старался приспособиться к каждому. Терпел порой даже унижения, воспринимал их со своей кривой улыбочкой. Однажды на встрече с иностранной делегацией Хрущев сказал: "У нас министр, знаете какой? Ему партия прикажет - он голым задом на лед сядет!" Вы представляете: стоит рядом Громыко, криво улыбается и кивает.

- А каков он был в общении с вами?

- Мы с ним на протяжении нескольких лет ездили на Генеральные Ассамблеи ООН, в Нью-Йорк. Там мне, например, приходилось делать для него покупки в магазинах. Помню, каждый год я покупал в подарок Леониду Ильичу шляпу. Куда они девались, эти шляпы, не знаю, но привозили мы этот подарок постоянно. Я выбирал подходящую модель, затем показывал ее Громыко, и если он одобрял мой выбор, я оплачивал покупку и просил поставить на внутренней стороне шляпы золотым тиснением инициалы "ЛБ".

- А себе Громыко что покупал?

- Рубашки, галстуки, шляпы, опять же через меня. Он предпочитал шляпы типа "хомбург", так называемые шляпы миллионеров. Кстати, именно я приучил Громыко к полосатым рубашкам, до этого он их не признавал, и к более "живым" галстукам. Иногда я подвергался резкой критике: он говорил, что только я могу носить такие галстуки, что ни один нормальный человек их носить не будет. А потом, постепенно, он стал что-то подсматривать у меня: "У вас сегодня рубашка вроде ничего, человеческая".

- Наша верхушка интересовалась противоположным полом?

- Громыко никак этого не выказывал, а вот Брежнев до конца своих дней оставался женолюбом.

- Он же был уже развалиной...

- Но глаза-то есть. Помню, в 73-м году во время встречи Брежнева и Никсона в Кэмп-Дэвиде там появилась стюардесса брежневского самолета, проживала там же, в маленьком домике, выглядела, как одна из обслуги.

- Красивая была женщина?

- Да. Очень. Довольно высокая, с хорошей фигурой...

- Брежнев не боялся. что о его утехах станет известно президенту Никсону?

- Его это абсолютно не волновало. Я более чем уверен: Брежнев знал, что американцы подозревают об их связи. Да она и не скрывалась ни от кого. Однажды Никсон зашел в домик, где разместился Брежнев, и увидел ее там. Они очень мило поговорили, и на прощание, пожимая даме руку, Никсон сказал: "Берегите его, пожалуйста".

- А приезжавшие к нам западные лидеры как-то проявляли себя по отношению к противоположному полу?

- Они все приезжали с женами...

- В 1973 году Брежнев впервые попал в Америку. Для него это стало каким-то потрясением?

- Для него тогда уже никаких потрясений быть не могло, его просто ничего не интересовало. Когда он, например, был в Индии - он почти не выходил из резиденции. Не по причине физической немощи, а из-за полного отсутствия какого-либо любопытства. Он мог ехать с кем-то в машине и даже не выглянуть ни разу в окно, поинтересоваться, что там происходит.

- Мне не раз приходилось наблюдать по телевизору следующую сцену: идут два лидера - наш и западный, рядом нет переводчика, в то время как они очень живо что-то обсуждают, даже смеются. Меня всегда интересовало: о чем они говорят - ведь они абсолютно не понимают друг друга?

- Как правило, это делается для прессы. Тогда переводчик стоит где-то рядом, например, около камеры, чтобы его не было видно, и переводит то, что ему удается расслышать. Подобная ситуация была у меня на той же встрече Брежнева и Никсона в 1973 году. Меня предупредили, что они должны пройти по лестнице вдвоем. Я был очень далеко от них, но они как-то без меня очень живо разговаривали.

Аналогичная встреча состоялась годом позже, уже в Ялте, и они тоже ходили вдвоем по дорожкам парка. В тот момент Никсон находился в очень сложной ситуации - над ним навис Уотергейт, и надо было показать всей Америке, как он прекрасно ладит с главным противником - СССР.

- Вам приходилось переводить не только на официальных встречах и переговорах с зарубежными руководителями, но и в нерабочей обстановке, во время отдыха. Тогда тоже приходилось обсуждать деловые вопросы?

- Мне запомнился такой эпизод. В один из приездов Генри Киссинджера в Москву для подготовки визита президента Никсона Брежнев пригласил его в заповедник Завидово, хотел обсудить с ним там некоторые вопросы. Был май. Мы приехали и разместились в небольших домиках. И вдруг Брежнев незапланированно предложил: "Слушай, Ген (в редакции Брежнева это был уменьшительный вариант имени Генри), давай съездим на охоту". Киссинджер был в некотором недоумении: "Но я никогда никого не убивал". - "Ничего, ты будешь рядом сидеть".

Мы сели в "газики" и поехали. В этом заповеднике в разных местах стояли специальные вышки, у которых подкармливали кабанов. Причем кабаны были ученые - они точно знали, в котором часу надо к какой вышке подойти.

Мы подъехали к одной из вышек, там нас ждал егерь. Он передал мне давольно большую кожаную сумку и предупредил, что если мы захотим перекусить, там все есть. Мы залезли вечером на вышку и стали ждать кабанов. И точно - в назначенный час они стали подходить. Что меня поразило - они выходили тихо-тихо, их совсем не было слышно. Брежнев выбрал кабана, причем очень грамотно: это был не очень крупный кабан-одиночка. Прицелился, выстрелил. Фактически это был расстрел. Зверь упал. Мы пошли к другой вышке, там произошло примерно то же самое.

А я знал, что Брежнев хотел поговорить с Киссинджером о Китае. Уже начало смеркаться, когда Брежнев сказал мне: "Витя, а что у нас там в сумке?" В сумке были хлеб, колбаса, сыр, бутылка водки, пиво, нарзан, скатерть, ножи, вилки, стаканы. Брежнев распорядился: "Киссинджер, режь колбасу! Витя, разливай водку!" Три мужика при деле.

Разлили по рюмке, выпили, закусили. После чего у них состоялся получасовой разговор о том, не разыгрывают ли американцы против нас китайскую карту. Брежнев получил заверение о том, что его опасения напрасны, во главу угла ставится стабильность в советско-американских отношениях. В результате была выпита бутылка на троих. Я прочитал воспоминания Киссинджера, он описывает этот эпизод, но с одним существенным изъятием: водки не было, было только пиво. Когда я с ним встречался и напомнил об этом, Киссинджер признался, что это была вынужденная купюра - американцы бы его не поняли.

- Вы работали с Хрущевым практически до его отстранения от должности ...

- Я и после отставки с ним встречался. Для него, человека, чья жизнь заключалась в общении с людьми, фактический домашний арест, изоляция были трагедией. В тот год, когда его сняли, я позвoнил ему в день eго рождения и поздравил. А потом в воспоминаниях его зятя - Аджубея, прочитал, что в тот день я был единственным, кто позвонил Хрущеву. Но я считал, что это мой чисто человеческий долг. Да, я полагал, что он действительно засиделся на своем посту, стал работать контрпродуктивно, но человек остается человеком...

- А наши спецслужбы не противодействовали вашим контактам с опальным Хрущевым?

- Когда Хрущева сняли, и он поселился на своей даче в Петрово-Дальнем, я получил приглашение от его детей. Мы провели вместе весь вечер: Хрущев рассказывал про свое житье, демонстрировал мне свои плантации кукурузы, картофеля, помидоров. Он любил разжигать костры, подолгу сидеть у огня со своим другом - большой овчаркой. Это был совсем другой Хрущев. Я тогда активно работал и МИДе, участвовал во многих переговорах, но поразительно - за весь вечер он не задал мне ни одного вопроса, касающегося внешней политики, ничего не спросил по поводу проходивших тогда переговоров по сокращению вооружений.

Вместе с ним на даче находилась охрана, которая докладывала куда надо обо всем, что с ним происходит, о тех, кто его навещает. После этой встречи меня вызвали к мидовскому начальству и сделали замечание: чтобы больше такого не было.

- Хрущев производил впечатление как личность?

- Конечно. Особенно своей неуемной энергией, фантазией, которая хлестала через край. Он никогда ничего не писал, выступал с огромными речами, заранeе подготовленными, но прочитывал из них в лучшем случае какую-то часть, а то и вовсе не открывал тeкст. Причем такие импрoвизации были характерны как для выступлений внутри страны, так и зарубежных. Этим он просто терроризировал переводчиков, мы имели перед собой уже готовый перевод его выступления, а он после первого абзаца начинает говорить "от себя".

- Когда после похорон Черненко Горбачев встречался с западными делегациями, он уже тогда давал понять, что собирается начать перестройку?

- Тогда он говорил о мире, согласии, взаимопонимании. Встречи были непродолжительными - по 30 минут, чуть дольше затянулась беседа с Тэтчер, которая встречалась с Горбачевым еще раньше, когда он бы секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Он ей очень понравился, она просто была влюблена в него - такими глазами она на него смотрела.

- Он отвечал ей взаимностью?

- Думаю, что такого ответного чувства у него не было. Но у Тэтчер просто по-женски светились глаза, когда она на него смотрела.

- Ваша карьера переводчика прервалась с приходом Горбачева.

- В последние годы я старался уйти на самостоятельную дипломатическую работу, и у меня была уже договоренность с Громыко, что он меня отпустит. С приходом Горбачева я очень забеспокоился опасаясь, что он в меня вцепится и прикончит мои планы. Но Горбачев решил избавиться от всего прежнего окружения, в том числе и от меня. Я считаю, что мне повезло, так как я действительно очень хотел уехать на работу в посольство.

- Если бы сегодня у вас на даче раздался звонок и вам вновь предложили бы переводить, например, президенту, что бы вы ответили?

- Отказал бы. Хватит. Напереводился.


Previous

Next

Home page