Предлагаемая читателям биография находилась в секретных архивах ЕКЛМНЕ в папке, подписанной просто и лаконично "Дед Мороз" (в дальнейшем Д.М.) Нахождение данной папки на территории Эстонии объясняется душевной тягой и родственной связью пресловутого "деда" с финно-угорскими народами, а также его региональными пристрастиями к этим краям.
Есть предположение о его непосредственном участии в деле осеверения эстонско-финского региона, который шел параллельно процессу русификации, прокладке канализации и исторической фальсификации. Последнее к делу не относится.
По свидетельству старожилов, эстонско-финский регион в незапамятные времена поголовной независимости покрывал субтропический юг, начинавшийся на юге и кончавшийся, вопреки логике, на краю севера. Законом было также установлено, что на востоке и западе тоже был юг, что было удобно с точки зрения государственной безопасности; нападение легче отбить с одной стороны, чем с четырех. Что, впрочем, к делу также не относится.
Одно очень пожилое старожило, пока еще не охваченное кладбищем, вспоминая теплые времена, рассказывало, что древняя земля шесть раз в год непрерывно рожала виноград и хурму. Особенно хурму, ибо старожилы и их современники очень ее любили, жмурили глаза, улыбались и раскидывали вширь руки, на манер рыбаков. Вот, мол, какая у нас хурма!
Таким образом, осеверение местного края и прилегающих районов можно отнести к негативным явлениям, повлекшим печальный упадок знатного виноградарства и хурмоведения, и с известной долей оговорок и глупых ухмылок можно ответить на вопрос, почему на наших прилавках нет винограда и хурмы, выращенных нашими руками...
Судя по преданиям, Д.М. родился на краю Крайнего Севера, что и наложило известный отпечаток на его характер и последующую судьбу. Его мать, простоволосая женщина, рожала его долго и мучительно под стогом сухого ягеля. После двух выкидышей и кесарева сечения Д.М. появился на свет. Кесарь по жизни был глубоко нетрезвым человеком со склонностями к порокам и нестандартному мышлению, что якобы генетически заложил в неопределившуюся в приоритетах душу новорожденного. Мать, вышеозначенная простоволосая женщина финно-угорских кровей, в паузы между кормлениями одной из грудей с ярко выраженным соском, вплоть до пунцовости, ходила с Кесарем косить, и, естественно, к концу дня у них подкашивались ноги и они валились, как подкошенные, на стог сухого ягеля, украшенного для уюта нехитрым домашним скарбом - одноразовым шприцем, веселого розового тона клизмой и уткой, которая в силу своей стеклянности была многофункциональной, а раз в год она со всех сторон обкладывалась яблоками и подавалась на праздничный стол, как бы символизируя смену года.
В младенчестве Д.М. не имел ярко выраженных признаков деда, напротив, он имел тщательно выбритое, не ведающее бритвы лицо, которое, по утверждению очевидцев, в силу сильной бритости, было слегка глуповатым. Внешняя глуповатость компенсировалась не по годам развитой смышленностью и запредельными способностями. Очевидцы сказывают, что когда он взглянул на волны студеного океана, лижущие раскинутые окрест фиорды, то сказал: "Ни хрена себе!", после чего эта фраза вошла в народный фольклор, а с самой природой-матерью случились непредвиденные случайности: ряд значительных айсбергов тронулся в сторону Феодосии, все искусственные спутники слетели со своих орбит, а Луна поменяла форму шара на куб, что поставило в неловкое положение отечественных ракетостроителей и их запускателей, вынужденных прекратить запуски своих ракет на соседнюю планету, которая по сей день задает пытливым ученым больше вопросов, чем ответов. "Опрометчивое своей несвоевременностью запускание искусственных спутников может вызвать нежелательную посадку на одно из ребер кубообразной Луны", - заявляли пытливые ученые.
Неизгладимый след в жизни Д.М. оставила первая любовь в образе застенчивой девушки со здоровым румянцем на пухлых частях тела неимоверной красоты. Спустя два года, когда они, преодолев первое смущение, решили вступить в интимную связь, выяснилось, что она - мужчина. Таким образом, о здоровом потомстве не могло быть и речи. Путая мужской и женский род русского языка, они объяснились и разошлись, затаив в душе глубокий кровоточащий рубец.
В вульгарном возрасте полового созревания цыганка нагадала ему близкую смерть от желтухи, от каковой сама же, спустя два дня, и умерла, причем в самом таборе начался мор. Через неделю, выражаясь фигурально, табор ушел в небо. Осталась только волею Д.М. очаровательная Земфира, которая некоторое время была с ним близка, а потом, обратившись в ураган с одноименным названием, умчалась в Лос-Анджелес, где и разметала вышеупомянутый мегаполис к чертовой матери, отколола береговую полосу от материковой Америки и отбуксовала ее сначала океаном, а потом Ганзейским путем аккурат до Новгорода. Таким образом, Лос-Анджелесская область стала частью Новгородской явочным порядком. В этом тоже угадывали неявную связь с волею Д.М.
Юность его была не лишена падений, которые как бы оттеняли очарование взлетов. На короткое время он впал в бесстыдный блуд, который не украшал его дальнейшей общественной значимости, но расширял кругозор. В течение примерно полугода по нему с утра до вечера ползали, изредка вскрикивая, бабы. В силу врожденного демократизма он не делил их по цвету кожи, национальной принадлежности, вероисповеданию, социальному статусу. Его поход по общественным местам сопровождался сдавленными восклицаниями женщин и стуком их тел, падающих без сознания. Просто-напросто он не оставлял им возможности себя не любить. В ответ на укоризненные замечания ханжей, от которых, к стыду нашему, мы еще не избавились, он отвечал: "Если не я, то кто?", чем и посрамлял своих оппонентов. Потом он остепенился и остановил свой выбор на двух-трех спутницах до гробовой доски, что с ними и случилось через год. Якобы от старости.
Примерно в это же время в нем проявилась ярко выраженная индивидуальность, и он вышел из ряда вон, чтобы посмотреть осмысленно. Окрестный мир был украшен стягами и разнообразием охваченных демократией лиц. Стяги полоскали по ветру глумливые надписи: "Вся власть Учредительному собранию, Советам и лично тов. Брежневу", "Германия превыше всего, остальные пониже Германии" и другое разнообразие неохватных по сути исторических восклицаний, прочно запавших в душу.
На обочине столбовой дороги в светлое будущее в зарослях бурьяна стояли небритые работники ответственных аппаратов, тянули к прохожим руки и жалобно просили пятилетку в четыре года. Прохожие огрызались и говорили: "Самим жрать нечего".
Восток был утыкан концами тоннелей, в каждом из которых едва теплился свет, по силе накала напоминавший лампочку Ильича из сельца Кашино. Запад, естественно, отходил закатом, по Шпенглеру, и дурно пах. Недалеко наш паровоз вперед кружил, и худой, прокопченный гарью великих преобразований машинист кричал в равнодушное пространство:
- Где тут коммуна, вашу мать? Перпетуум мобиле!
Чуть поодаль, слегка налево от ярко выраженного права, которое ощущалось интуитивно, ибо предметные ориентиры были утрачены с огоньком прошедшей приватизации всего сущего, а также менее существенного, либеральные демократы и демократические либералы за бесценок скупали голоса с вопиющим нарушением прав, в частности, веселый дискант шел по одной цене с бархатным басом. Там же отставные офицеры вместе со стайкой весело щебечущих проституток отдавали честь. Небольшая группа позевывающих мужчин третий день стояла насмерть, но враг так и не появился.
Увиденное беспристрастным взглядом повергло Д.М. в состояние глубокой депрессии, из которой он вышел просветленным и сразу ушел в подполье, где от хронической сырости и плесени заболел астмой, оброс легендарной бородой, осизел носом и написал скандальный труд, в существовании которого сомневаются самые разнообразные слои населения - "Протоколы лапландских мудрецов". Аналитики утверждают: можно сомневаться в существовании "Протоколов", но нельзя отрицать очевидного - один раз в году он добился полного мирового господства.
Александр БОРИСОВ.