Киноанонс

Купеческая гавань - Жизнь

"Вор" и его поклонники

В Москве люди неохотно идут посмотреть на зрелище: снег и слякоть, страх, что в полумраке ограбят или убьют, усталость и изнурительная бедность, пресыщенность и эмоциональная изношенность - рассказывали, что в одной из московских школ избили до полусмерти мальчика, которому нравилась группа "Агата Кристи", а его оппонентам - "Мумий Тролль"...

И все-таки на показ "Вора" в Клубе писателей ЦДЛ собрался полный зал. Не думаю, что дело было в регалиях фильма - он получил уже шесть премий, и в частности "Золотую медаль президента Сената" на Венецианском фестивале, в Анапе - за лучшую режиссуру, лучшую мужскую роль и приз дистрибьютеров, а просто повеяло от этой ленты чем-то прежним, о чем отчаялась думать ностальгия, повеяло собственным российским кинематографом, восстанавливающим связь времен.

Прежде всего в этом фильме очень важен поезд. Бедный вагон, в котором у Александра Блока еще "плакали и пели" (это если и не вспоминать поезда Льва Толстого, в которых влюблялись и под которые бросались, отчаявшись, не вспоминать поезда Антона Чехова, в которых заболевали тифом и губили близких, у Ахматовой шли, "как поезда с откоса". Сколько связано в русском искусстве с поездом! С откровенными разговорами со случайными попутчиками, со спрыгиванием на полустанках, с раскачивающейся жизнью на колесах.

В классике советского кинематографа - в "Балладе о солдате" Чухрая-отца почти все действие происходит именно в поезде. И с поезда начинается главное, решающее в ленте его сына - Павла Чухрая.

И еще одна площадка, без которой невозможно представить себе ни русскую литературу, ни российский кинематограф, - коммунальная квартира. Она может быть огромной квартирой, где хозяйка сдает комнаты от себя жильцам, как у Достоевского, где все соседи участвуют в разборках и скандалах друг друга; а может быть в огромной квартире от государства, где стекаются в общую кухню, как в тамбур поезда, чтобы покурить, пофилософствовать, утвердиться в своих взглядах или разочароваться в них, чтобы почувствовать силу или слабость, постоять на сквозняке. Все-таки не одиночество.

Коммуналки - вот что еще очень важно в этом фильме. Самые разные коммуналки, где рано или поздно садятся за общий стол и чокаются.

И еще одна непременная вещица - жалость к преступничку, к изгою, к неудачнику, к тому, кто оказался за бортом жизни, кому не повезло. Еще в купринской "Яме" жалобливо пелось: "Сошлися они на подбор, на подбор // Она проститутка, он карманный вор".

Многие дети послевоенного поколения, к которым относится и автор фильма, помнят свою жизнь именно в срезе коммуналок, где царили жестокие законы и шла среди детей борьба за первенство и выживание, помнят и плацкартные вагоны поездов, где на людях, бесстыдно, переодевались, ели, спали, не чувствуя особых неудобств, забирались на верхнюю полку и радовались виду за окном, уносившему их в неведомую и прекрасную даль. И еще помнят военных, офицеров, красавцев, с папироской в углу жесткого рта, пахнущих шипром, надежных и прекрасных офицеров-защитников, храбрецов и кумиров.

Лента Павла Чухрая показывает как бы все типичное, привычное, экзотически-эстрадное для нового поколения и памятно-нежное для поколения пятидесятилетних, не стесняясь аналогий, цитат, почти заимствований.

Потрясающий ребенок Санька - Миша Филипчук выведен в ленте. Почти все время нас преследуют его глаза, почти все время крупным планом. Собственно, если бы такие глаза нашел, например, Бергман, то ему бы ничего другого и не нужно было: он бы вместе с нами смотрел, как втягивается весь мир в зрачок ребенка, как там, внутри, все раскладывается по смутным, но формирующим, определяющим образам, как принятое в детстве становится нормой бытия, устоями, которые потом назовут бедой, доблестью или особенностью поколения.

Ах, какая обида на жизнь в этих глазах! На всю оставшуюся жизнь, когда выросший Санька станет офицером, будет командовать на какой-то, уже нынешней войне, будет жесток и холоден, будет у него за плечами отчимоубийство, ибо Санька станет подражать, станет следовать именно той жизни, которая ненавистна ему, которая его обижает, но и которую он любит, ибо никакой другой не знает и не узнает.

Любовный дуэт Толяна и Кати - Владимира Машкова и Екатерины Редниковой выполнен с сильным приглушением, почти затемнением роли Кати, покорно и беззащитно потянувшейся, как бывает показано в пьесах Тенесси Уильямса, за мужской, дурманящей, животворящей силой героя.

Похожие герои уже бродили и по лентам итальянского неореализма, но Владимир Машков сумел открыть новые грани в обаянии силы и страсти, изломанности и любовного ремесла, жестокости и отчаянности, в той готовности к смерти, гибели, что так справедливо влечет женщин (и поэтов романтической школы).

Владимир Машков играет вора. Вор одет в форму офицера, снимает в коммуналке комнату с женщиной и мальчиком, все ему верят, а он собирает коммуналку за одним столом, покупает всем билеты в цирк или кино, да и грабит квартиру, пока соседи плачут и смеются по его билетам.

Но он и не простой вор. Да и как может быть прост вор в нашем-то сознании! Он вор, назначающий Сталина себе в отцы, он вор-тиран, но и вор-артист, он почти Раскольников, которому все дозволено, ибо он не пешка в чужих играх, но Наполеон, самостоятельно руководящий своими чувствами.

Очень трудно жить с вором, пока вора не арестуют. А там уж все наперед известно - ждать, надеяться, мучаться. Хватают Толяна, везут в лагерь, Катя машет ему из толпы, обещает ждать, да не дождется, а умрет на больничной койке. А Саньку сдадут в детский дом.

И тут такая мелодрама начинается, такая развесистая клюква под стук монотонный колес, под песню утраченных грез... О том, что Санька вырос, столкнулся с Толяном, кинулся к нему с любовью, а Толян не захотел его преданности, а Санька его застрелил из припрятанного Толяниного же пистолета. И труп Толяна опять унес поезд, товарняк.

И снова плацкартные вагоны, снова люди - теперь уже старики с татуировкой на груди: Сталин; а на спине у них - прыжок тигра, и все они - бомжи, просят на опохмелку. И полковник Санька - дикий, одинокий, рвет рубашку на груди у трупа, думает, что второй раз убил Толяна. Но "эту песню не задушишь, не убьешь", нет Толяна, испарился, как испарился и реальный Санькин отец, умерший от ран еще до его рождения. Возможно, он и был героем фильма - отца "Баллада о солдате"? Очень может быть. Силуэт в дымке очень похож. Такая вот связь времен.

...Итак, состоялись российские премьеры "Вора". В ближайшее время фильм окажется в Таллинне. Вслед за ним, думаю, доберется до нашего города и страны и знаменитая двухсерийная "Шизофрения", где российские кинематографисты предлагают свою версию причин и связей многочисленных политических убийств: Дмитрия Холодова, Влада Листьева и так далее.

Возможно ли, чтобы появился хороший фильм вне лагеря, зоны, криминала?

Елена СКУЛЬСКАЯ


Previous

Home page