Блистательный Санкт-Петербург

Город-оборотень

Городу явно не повезло. Замешанный на крови, построенный на костях, процветший на казнокрадстве, развращенный до мозга костей екатерининскими вельможами и, наконец, пустивший блистательные побеги Серебряного века русской поэзии, город достался на разграбление мстительному мародеру Ульянову.

Следы грабежа хорошо видны и поныне. В бывшем дворце княгини Варвары Долгорукой на Литейном проспекте открылся развлекательный центр "Олимпия" - изысканный ресторан, конгресс-холл, казино. В особняке Елисеева на Мойке (Бывший Дом искусств и бывший Институт марксизма-ленинизма) уютно расположился элитный клуб "Талион", обслуживающий исключительно VIP, - ресторан, казино, фитнесс-центр, сауна, бары.

Городские газеты дружно призывают к роскоши: "Живи во дворце! Элитный жилой комплекс "Альба" в центре Васильевского острова", "Элитные шторы!", "Роскошь - это реализация подсознательного", "Роскошь - это свобода!", "Роскошь - дело наживное". Наконец, словно эпитафия: "Хлеб, кровь и бриллианты в городе неудачных революций". Почему неудачных? Очень даже удачных.

Повсюду, где только можно, достаточно поскрести ногтем или монеткой, чтобы под новой роскошью и позолотой - муляжами, имитирующими "Блистательный Санкт-Петербург", - проступили следы грабежа, следы Ленинграда - колыбели трех русских революций.

План города Санкт-Петербурга

"Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Санкт-Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический башмак".

Дневной Невский проспект сегодня ошеломляет сутолокой броуновского движения, ревом бесконечного потока джипов и мерседесов, смрадом выхлопных газов, вызывающей рекламой новейшей роскоши.

Ленинград - это дневной город, Санкт-Петербург - ночной. Только к ночи, когда стихает городской шум и рассеивается гарь, Невский возвращает себе часть былого великолепия, величия и прелести.

Вздыбленные кони на Аничковом мосту, справа тонкий силуэт Спаса на Крови, слева - громоздкий Казанский собор, наконец, арка Академии Генерального штаба, и вот уже в ее пролете виден силуэт Зимнего дворца и Александрийская колонна. Обогнув угол Зимнего, попадаю прямо на набережную Невы рядом с Дворцовым мостом. На фоне закатного неба четко виден силуэт Петропавловской крепости, подмявшей под себя Заячий остров. По Дворцовой набережной медленно иду в сторону Летнего сада. Чугунная решетка ограды поблескивает свежей позолотой.

Миновав Троицкий мост, всхожу на Литейный. С него можно разглядеть крейсер "Аврора" на его "вечной" бетонной стоянке. Крейсер - это звено, связывающее дневной и ночной город.

В квадратном дюйме - 300 сажен

В Константинополе у турка
Валялся, порван и загажен,
"План города С.-Петербурга"
("В квадратном дюйме - 300 сажен...")

И вздрогнули воспоминанья!..
И замер шаг... И взор мой влажен...
В моей тоске, как и на плане:
"В квадратном дюйме - 300 сажен!.."

Как это ни странно, но и в моей тоске по Санкт-Петербургу тоже "в квадратном дюйме - 300 сажен". По большей части - это тоска книжная. Я знаю, что в этом, например, доме Пушкин выпил свой последний стакан лимонаду и отправился в санях на Черную речку, где получил смертельное ранение от пули Георга д'Антеса. Сегодня это здание покрывают строительные леса, делящие его, словно план города, на правильные квадраты. Здесь будут "офисы" и дорогие квартиры. Я прихожу на площадь и на месте, где рукой мятежника в декабре 1825 года был смертельно ранен генерал Милорадович, нахожу убогую пролетку для увеселения туристов. Рядом завывает нудный женский голос, усиленный мегафоном: "Экскурсия по ночному Санкт-Петербургу! Спешите! Комфортабельный автобус и опытный гид ждут вас!" И никакой истории, и никакой романтики.

Я отчетливо понимаю, почему со стихотворением Агнивцева "План города С.-Петербурга" так точно перекликается стихотворение Зинаиды Гиппиус "Географическая карта":

В чужой стране, в чужом пышном доме
На стене повешен ея портрет,
Ея, умершей как нищенка на соломе,
В муках, которым имени нет.

Но здесь, на портрете, она вся как прежде -
Она красива, весела и молода,
Она в своей пышной, зеленой одежде
В какой рисовали ее всегда.

Этот город-оборотень тоже часто рисуют, но всегда не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким он никогда не был - "блистательным".

День в умирающем городе

Точнее, обжираются новые русские завоеватели: "Ресторан "Камелот" изысканные блюда и королевские почести. Невский проспект 22-24", ресторан Bahlsen, ресторан и ночной клуб Domenico's, ресторан и ночной клуб Holliwood Nights, в котором количество "незнакомок, одетых в упругие шелка" раз в пять превышает количество "блистательных" кавалеров...

В рассказе нашего земляка Ивана Беляева "Голод", посвященном "товарищам по петроградской голодухе" 1918 года, читаем:

"Я ем, ты ешь, он ест... Как огненные насмешливые языки, встают эти мысли и образы в атмосфере той продовольственной пустоты, в которой я существую... К., попав случайно куда-то на карточную игру, сорвал банк, и вот удалось купить малость картошки, остаток которой - шелуху - сегодня доели... Хлеба, к сожалению, нет".

Невский обжирается, а оставшиеся в живых блокадники как и прежде сводят концы с концами на скудную пенсию, довольствуясь блокадными льготами за чертой бедности. Это та часть Ленинграда, которая умирает: без агонии, медленно, но неотвратимо.

У Николая Агнивцева находим:

И, вот, от голода - затрясся
Елизаветинский гранит!..
Ах, Петербург, как страшно-просто
Подходят дни твои к концу!..
- Подайте "Троицкому мосту",
Подайте "Зимнему дворцу"!..

Выезжая из города, последнее, что видишь вслед за рылом Ульянова, - торговая палатка с надписью "Соки. Пиво. Водка". Грустно.

И все же, скажите мне, что может быть прекрасней "Невской перспективы"? Вот только увидеть ее можно лишь в сумерках, когда из невских болот встает призрак города, призрак Санкт-Петербурга.

Михаил ПЕТРОВ.