Август девяносто первогоКонцертом мужского хора, подобающими случаю речами и торжественным подъемом государственного флага над Длинным Германом отметит Эстония на будущей неделе 20 августа День восстановления независимости.Сегодня о событиях семилетней давности напоминает разве что огромный гранитный валун у въезда на Вышгород. И останавливаются возле него группы туристов и одинокие приезжие. А таллиннцы привычно спешат мимо, и, наверное, не каждый с ходу назовет дату, высеченную на положенной плашмя у основания каменной глыбы гранитной стеле. Сколько этих глыб было привезено на Тоомпеа в дни путча! Они перегораживали дорогу, оставляя узкий проезд для машин, который, кстати, в любой момент можно было перекрыть. Второй пояс укреплений был на площади между дворцом и собором Александра Невского. Здесь были выложены в полтора человеческих роста штабели огромных железобетонных плит. Впоследствии обращенная к собору часть этой стены была разрисована детьми. Неплохая основа для монументальной росписи. Интересно, где эти плиты сейчас? Обе линии укреплений, по мнению специалистов, были весьма сомнительного оборонного значения. Нападающих они вряд ли могли сдержать, а вот защищающиеся вполне могли оказаться в каменном мешке. Тем более что в распоряжении потенциального врага была мощная техника, а у защитников Тоомпеа - ничего, кроме стрелкового оружия. Куда более действенной защитой, говорят, в таких случаях являются самосвалы, груженные песком или теми же гранитными глыбами, бетонными блоками. Так что все эти валуны и бетонные плиты защищали скорее психологически. "Они не пройдут!" Вспоминается даже газетный заголовок "Они не пройдут! Но где же они?" Они почему-то не шли. Хотя молва и передавала из уст в уста сообщения о танках то на границе Таллинна, то уже в самом городе. Помню ночной звонок из Москвы: "Ты там спишь, а у вас войска уже телевышку захватили!" Включаю радио и слышу, как местная станция на чистейшем эстонском языке, как и накануне, поносит во все корки путч и путчистов. Все в порядке. Но на всякий случай под утро отправляюсь на машине к телевышке. Почти удается подъехать вплотную. Но именно почти, потому что к самой телебашне не подобраться. Там действительно стоят БТРы, но никаких признаков ни боевых действий, но подготовки к ним. Позже выяснилось, что попытка проникнуть внутрь башни была-таки предпринята, но, видимо, не очень настойчивая. Пару стекол внизу разбили. И всего-то. К слову, о газетах и газетных заголовках. Естественно, путч был темой номер один во всех без исключения изданиях и передачах радио и ТВ. Тогдашняя "Молодежка" была, пожалуй, одной из немногих газет, уделявших внимание не только противникам путча, но и тем, кто его если не поддерживал, то и не отвергал. Сообщения о митингах в русскоязычных трудовых коллективах предприятий союзного подчинения, публикация документов разных общественных организаций, всестороннее и беспристрастное освещение ситуации было подано как беспринципность и разделение взглядов стагнатов-путчистов. И никто не захотел увидеть за этим истинного плюрализма, открытости газетных страниц для всех мнений, в том числе крайне резкого осуждения ГКЧП и всего того, к чему он призывал. Это была короткая заметка журналиста Андрея Бабина, опубликованная под рубрикой "Личное мнение" чуть ли не в следующем номере после того, как стало известно о начале путча. На высказывание такого личного мнения при полном незнании, чем все завершится, не решился ни один другой местный журналист. Что же творилось в это время на Тоомпеа, где день и ночь заседали Верховный Совет и кабинет министров? Об ужесточенном пропускном режиме и постоянной проверке документов говорить не будем. То и дело то один, то другой журналист - завсегдатай ложи для прессы - не находил своей фамилии в списках на проходной. Но чаще всего это были какие-то порожденные суматохой технические накладки. Недоразумение быстро прояснялось, и дальше можно было собственными глазами посмотреть на брожение депутатов по коридорам и лестницам дворца и послушать, кто что говорит и думает. Вдруг очень популярной и значимой стала четверка военных депутатов. Оно и понятно, что, кроме них, вряд ли кто имел прямой доступ к информации о том, что творится воинских частях гарнизона. Да и сами депутаты были весьма высокопоставленными в местной военной иерархии людьми. На исходе второго дня - а кое-кому и раньше - стало ясно, что путч является некоей опереткой, неизвестно, по чьему замыслу затеянной, но до конца не продуманной. За сказанным в Москве "а" не последовало ни "бэ", ни "мэ". Стало также ясно, что Москве не до окраин. Союз то ли есть, то ли его уже нет. Следовательно, надо было воспользоваться случаем. Приоткрытая дверь осталась без присмотра, так почему бы не попытаться выскользнуть наружу. Что и было сделано. Эстония в очередной раз провозгласила свою независимость. В чем-то ситуация напоминала зиму 1918 года, когда уже не было возврата к Российской империи, и окраинным балтийским губерниям не оставалось ничего иного, как самоопределиться в виде суверенных национальных государств Латвии, Литвы и Эстонии. Тогда это была неизбежность, продиктованная ситуацией, а вовсе не итог национально-освободительной борьбы, которая если и шла, то больше в умах местных властителей из числа эстонцев и интеллигенции. В принципе, и в августе 1991-го самоопределение, кстати, гарантированное все еще действовавшей Конституцией СССР, оказалось отчасти навязанным ситуацией, к которой не были окончательно готовы ни пронародофронтовский в целом Верховный Совет республики, ни противостоящий ему, но тоже выступающий за независимость Конгресс граждан Эстонии. Принципиальная разница была в том, за какую республику кто выступает. Идеалом представлялись выход из состава СССР и провозглашение суверенной Эстонской Республики. Это была бы так называемая третья республика. В конечном счете, верх взяли Конгресс и Комитет граждан Эстонии, выступавшие за восстановление довоенной республики образца 1920-1940 годов. И уже через несколько месяцев мы получили реставрированные законы довоенной Эстонии о гражданстве, о восстановлении прав бывших владельцев частной собственности и их наследников. Если реформа собственности задела местных русских лишь своей периферией, то восстановление закона о гражданстве окончательно раскололо эстонское общество. И теперь остается лишь завидовать тому упорству, с каким власти пытаются этот раскол с помощью программы интеграции преодолеть. А ведь как все просто было в дни обсуждения проекта закона о гражданстве. Довоенный закон предоставлял его всем постоянно проживающим в Эстонии на момент вступления закона в силу. Не начни депутаты от Конгресса граждан разводить беззастенчивые турусы по поводу того, что подразумевалось в том законе под Эстонией - просто территория или государство. При этом им самим было прекрасно известно, что формулировки законов всегда предельно точны. Если бы речь шла о государстве, была бы упомянута Эстонская Республика. Но надо было отсечь даже мысль об автоматическом предоставлении гражданства всем проживающим здесь инородцам. Кстати, об этом тоже говорилось вполне открыто и откровенно. Мол, получат гражданство и опять будут нами править, как в сороковые, пятидесятые, шестидесятые... Добавьте сюда еще не улетучившуюся надежду, что большинство русских не выдержит "гуманного" психологического прессинга и отбудет на родину предков. Отбыло, как недавно призналась министр Андра Вейдеманн, меньше, чем рассчитывали. Но все это было потом. Как и споры, считать 20 августа национальным праздником или нет. А тогда, в августе 1991-го дни, часы и минуты были наполнены тревожным ожиданием. И не до песен было. А.ЭРЕК. |