Анонс

    Василий ЛИВАНОВ:

    В искусстве, как на велосипеде: либо едешь, либо падаешь

    Его голос похож на хруст сухой ветки, его распознаешь в любом гомоне. Им говорили Карлсон и крокодил Гена. Он - романтик, интеллигент, стремящийся казаться прагматиком. Он - Шерлок Холмс, и этим все сказано. Внук достаточно известного актера Николая Извольского (Ливанова) и сын хорошо известного мхатовца Бориса Ливанова. Волжский казак и польский шляхтич по крови.

    В преддверии Нового года Василий Ливанов - Дон Кихот, телевидение должно было показать российско-болгарский фильм, о котором судачили два года.

    - Василий Борисович, берясь за Дон Кихота, вы, конечно же, хотели сказать о нем что-то свое... Что?

    - Дон Кихот никогда не был рыцарем - не держал в руках ни меча, ни копья... И вот возомнил, что знает, как. Как осчастливить и облагодетельствовать. Заблудший человек, который не ведает, что творит. С мельницей сражается. А чем ему мельница плоха? Зерно мелет, жизнь дает. А он кричит: "Проклятое чудовище!"? В каждом из нас сидит Дон Кихот - мы же реки вспять поворачивали, искусственные моря создавали... Может, его было больше в том же Ленине или Че Геваре? И что в результате? Жизнь-то Дон Кихота "товос"? Трагедия. Трагикомедия.

    - Так он параноик или романтический "чудик"?

    - Скажем так: он не такой однозначный, каким его пытались представить раньше. И тем не менее один из полученных призов - "За романтизм".

    - Этот неоднозначный взгляд на героя Сервантеса присущ лишь вам как сценаристу или его разделяет, скажем, и Армен Джигарханян, играющий Санчо Пансу?

    - Конечно, разделяет. Иначе разве он согласился бы сниматься?

    - Один талантливый актер в своем интервью употребил многоговорящее сравнение: "Я же не Джигарханян, чтоб играть все".

    - К сожалению, Армен действительно слишком много снимается. Говорят, даже в Книгу рекордов Гиннесса попал за свои 140 фильмов. Но он же очень профессионален даже там, где роль его не забирает. А есть актеры, которые шляпу меняют на фуражку, фуражку на бэрэт...

    - Это вы о ком?

    - О Саше Абдулове. На Тверской афишу повесил: "Александр Абдулов. Бременские музыканты" - и катает себе, нас не спрося. А какое он к ним имеет отношение, кроме того, что осла там играл? Был некогда милый провинциальный юноша Саша Абдулов, сейчас стал крутым - государственных мужей кличет не иначе как Юрик, Толик... Фуфло все это.

    - Лучше о хорошем. Кто, кроме Джигарханяна, в вашем моральном профсоюзе?

    - Толя Кузнецов, Гена Гладков, мой лучший друг и партнер Виталий Соломин. Нас с Соломиным англичане окрестили "лучшей парой континента всех времен". Чувствуете - "континента". Своих не дали в обиду.

    - А женщины есть в этой тусовке?

    - Есть. Жены моих друзей. Все они - тоже личности.

    - Расскажите о своей.

    - Она - замечательный художник и очень красивая женщина. Работает в объединении "Крисмос" с англичанами. За последний свой фильм "Зимнюю сказку" по Шекспиру получила премию "Эмми", сейчас делает "Смутное евангелие". Мы с ней живем уже 25 лет, и вот недавно венчались, потому что в нашу серебряную годовщину уверены, что муж и жена. И чтоб не расстаться в том мире, чтоб не потерять ее навечно, я должен был просить Господа мне ее оставить, поскольку не могу дальше себя представить без нее. А просить я могу, только обвенчавшись, и тогда мне простятся мои грехи...

    - Часто грешили?

    - Да кто же из мужиков не грешен перед женами? Мы должны утро начинать с "прости меня, дорогая". Каж-дый! Вообще мужики - дрянь!

    - А бабы, по-видимому, дуры?

    - Бабы хорошие. Они гораздо лучше.

    - Чем вам, художнику, интересна женщина?

    - Уж тем, что она - не мужчина, тем более когда все нивелировано.

    - Давайте о детях. Вернее, об отцах и детях. Есть конфликт, и был ли он?

    - Дед был моим самым лучшим другом. Он ничего не выдумывал и относился ко мне как к равному. С отцом мы подружились поздно, но он всегда был для меня идеалом. У нас с ним отношения складывались в других категориях, нежели мои с детьми. Моя самостоятельность никогда не пресекалась, я вырос на улице. Мы-то старшего очень опекали, и, наверное, мы - большие давилки.

    - Он прислушивается к вам?

    - Да. Когда в углу и терпит фиаско. Это поколение 22-25-летних - потерянное, на них столько всего обрушилось, что очень мало кто вырулит. У Марка Твена один молодой человек говорит: "Мой отец становится умнее с каждым днем". Когда у моего Бориса наступит период понимания того, что его отец умнеет с каждым днем, - тогда я буду спокоен, а пока не очень.

    - И что вы запомнили из высказываний отца?

    - Ну, например, то, что в искусстве, как на велосипеде: либо едешь, либо падаешь... Стоять нельзя.

    - Вы все время ехали?

    - Все время. Выкладывался в каждой роли. И потом, кроме кино, слава Богу, есть литература. Первая моя книжка вышла в 1974-м, и сейчас в издательстве "Самовар" выходят мои сказки "Дед Мороз и лето".

    - Ваш голос в ранних фильмах - "Слепом музыканте" и "Коллегах" - вроде был нормальным?

    - Был усредненный баритон. Я его сорвал на фильме "Неотправленное письмо". Калатозов любил эксперименты и заставил нас орать в 40-градусный мороз - ему пришло в голову, что нужно озвучивать на натуре. Технически это оказалось невозможно: микрофон бум-бум-бум.., а голос пропал. Потом восстановился, но через некоторое время стал вот таким скрипучим. И слава Богу! Мой голос - мой хлеб. Великий Сальвини говорил: "Актер - это голос, голос, голос!" У отца голос был, как орган, его было слышно в любой толпе.

    - Расскажите историю о том, как Игорь Масленников увидел вас Холмсом.

    - А это не он увидел. Я снимался у него в "Ярославне, королеве Франции" - играл рыцаря с грязными волосами, с усами, в сыромятных сапогах, - и оператор Юра Векслер, оказывается, сказал Игорю: "Вот Шерлок Холмс". Вообще покойный Юра был человеком искусства. Он много сделал для этого фильма, который мы снимали 7 лет! Его вкус, его понимание материала, его мастерство...

    - Василий Борисович, вы себя любите?

    - Иногда ненавижу, иногда люблю.

    - За что любите?

    - За то, что ответственный мужик.

    - А пороки вам свойственны?

    - У меня бывают минуты ярости, за которые потом себя ненавижу. Могу вспылить из-за какой-то бестактности, хамства...

    - Что для вас самое главное в жизни?

    - Семья. Если этого нет, то ничего нет, остальное - чушь. Моей старшей дочери от первого брака, Анастасии, - 34 года. Окончила биофак МГУ, работает гримером. Борису - 23, пробует себя в кино, в "Дон Кихоте" вот снялся, а в "Холмсе" он играл сопливого мальчишку: "Одну сигару на всех, сэр!". Кольке - 13, Боже мой, что я наделал?! - вдруг воскликнул мой собеседник, и лицо у него сделалось пострашнее, чем когда у него украли печенье "Бартонс". - Забыл встретить ребенка из студии! Он будет ждать... Поехали! - Бойко рванув по Ленинградке и зорко высматривая мальчика с рюкзаком, Василий Борисович продолжал:

    - Я вообще никогда ни о чем не жалею. Вот только разве о том, что Долохова у Бондарчука не сыграл. Там был такой расклад: Пьер - Андрон Кончаловский, он тогда был толстый. Болконский - Стриженов, это был блестящий Болконский. Кутузов - Николай Симонов, я - Долохов. Но когда Сергей Федорович посмотрел на меня в гриме, то воскликнул: "Ой, какой же ты красивый!" И все. Он уже тогда принял решение играть Пьера самому, а раз герои устаршаются, то меняется все. Это кино - лотерея, и ничего тут не поделаешь.

    А с Сережей Бондарчуком и Ирой Скобцевой я дружил. Сережа - великий художник. Это трагедия, что зрители не видели его последнего шедевра - фильма "Тихий Дон". Гениально! Он же там вырос, это его менталитет, и я впервые почувствовал, что "Тихий Дон" - и есть главное действующее лицо.

    - Василий Борисович, что такое для вас искусство?

    - Путь к пониманию Божьего мира. Мой способ его понять.

    Гузель АГИШЕВА.
    ("Комсомольская правда").