Минус на минус дает плюс

Заметки обозревателя

У меня есть добрый знакомый - ученик шестого класса Борька. Он печально смотрит на свое поколение и вообще на окружающую жизнь. Ему не сладко. "Я, наверное, слишком добрый", - раздумчиво приходит он к выводу.

- Как это ты слишком добрый?! - педагогические нотки начинают поскрипывать в моем голосе, и даже, кажется, указка продолжает руку. - Ты сам не должен называть себя добрым, пусть тебя другие так назовут, если захотят.

- Они не захотят. Из-за того, что я слишком добрый, со мной никто не разговаривает и дружить не хочет.

- Ну в чем же твоя небывалая доброта?

- Ну, например, меня ругают матом, а я не отвечаю.

- Кто ругает матом?

- Все. Одноклассники. Девочки. Учителя.

- И директор?

- Нет, директор говорит так: "В школе ничего не смейте делать. А вот вышли из школы, отошли на пятьсот метров, и хоть..." И еще - меня били, били, а я все равно не закурил.

- А другие курят?

- Конечно. И пьют. И дерутся - до первой крови, до сотрясения мозга - как договорятся.

- Боишься драться?

- Не боюсь. Я сильный, я спортом занимаюсь. Но мне противно драться, я бы мирно решил все конфликты. Однажды, правда, я не выдержал и та-ак врезал одному своему однокласснику. Но страшно ошибся: он оказался из мафии, и меня вызвали на разборку на Певческое поле.

- На какую разборку?

- А то вы не знаете? Как обычно. Оценили побои в триста двадцать крон. Либо я отдаю деньги, либо меня избивают на эту сумму. А где мне такие деньги взять - я не ворую, деньги в рост не даю, бизнеса у меня в школе нет - вот и вышло мне тихо стоять, пока они со мной разбирались.

- Здорово досталось?

- Не очень. Только губу сильно разбили, пришлось в больнице зашивать.

...В затрепанном сборнике фантастики, который случайно затерся в мою библиотеку (лет двадцать - двадцать пять назад было очень модно читать фантастику: предполагалось, что с помощью межпланетных кораблей и "синхрофазотронов" создается особый эзопов язык, активно подрывающий устои советского самодержавия), есть рассказ "Детская площадка". Некоторые родители меняются местами со своими детьми, выходят вместо них на детскую площадку и сами живут в страшном детском мире - мире побоев, жестокости, злобы, зависти и так далее. Собственно фразу: "Как жестоки дети!" мы повторяем, совершенно в нее не вдумываясь, а скорее очередной раз наблюдая медленное и неизменное впадение Волги в Каспийское море. Но если дети и жестоки, то их жестокость в каждом поколении пародирует, утрирует и карикатурит состояние мира взрослых.

В сталинские времена в Крыму проходили торжественные слеты детей, сумевших посадить в тюрьму собственных родителей или близких родственников. Каждый вечер у костра юный пионер, удостоенный за свой подвиг путевки в Крым, рассказывал о том, как именно он уличил отца или мать во враждебных поступках и взглядах, как именно доносил, что чувствовал. Совет дружины выслушивал героя и присваивал ему почетное звание (или имя?) Павлика Морозова. (Документальные свидетельства подобных слетов были найдены покойным историком Натаном Эйдельманом, и он собирался об этом подробно написать.)

В рассказах Аркадия Гайдара, на которых воспитывалось наше поколение, складывается картина, где нет практически ни одного взрослого человека, - двенадцатилетние дети разоблачают врагов, отстаивают родину, гибнут в борьбе за нее.

Герою фильма Андрея Тарковского "Иваново детство" - доблестному разведчику - тоже двенадцать лет.

Так и сегодня: пока еще ничего не ясно с миром взрослых - куда девать ностальгию, как поступать с элементарной порядочностью, что делать с обветшавшими нравственными ценностями, правда ли, что именно в деньгах счастье, а книги читать не нужно? - а дети уже смешно и точно нарисовали шарж на наше общество. Итак, сегодня двенадцатилетний ребенок из благополучной семьи - юный бизнесмен, не очень чистый на руку, говорящий на воровском жаргоне с доминирующим общеупотребительным матом, курящий, выпивающий, цинично-презрительно относящийся к противоположному полу, не особенно стремящийся к занятиям спортом, поскольку всегда при необходимости можно будет купить пистолет. (Что же удивляться, что с моим знакомым Борькой никто сегодня не хочет дружить!)

Разумеется, я не знаю, в чем смысл жизни и как помочь нашим детям стать не такими, как они есть. Но существует несколько штампов, несколько стандартов, которые мне милы. Мне нравится тип "чеховского интеллигента", мне нравится тот, кто "а еще в шляпе", мне нравятся подростки, живущие в воображаемом мире и бредящие книгами.

Когда-то считалось престижным читать книги. Просто обязательным считалось. Это было в те далекие времена, когда "спекулянт" было бранным словом, на рынке торговали труженики прилавков, а интеллигенция занималась своими бедными, скромными и ненужными делами и гонялись за новыми книгами, тратя на них свою смешную зарплату. Теперь люди интеллигентных профессий - учителя, врачи, инженеры - нередко стоят за прилавками на рынках, а к культуре как раз потянулись те, кто освободил для учителей на рынках свои места.

Новый рынок ненавидит культуру, книгу, "духовность" за то, что хоть и заплачено за них втридорога, а все равно они как-то сопротивляются, но осваиваются, не даются в руки, выскальзывают.

Мастера культуры спешно перестраиваются, кубарем катятся со своих "духовных" высот в сторону мата, бизнеса и той публицистики, что щекочет нервы.

Про что, смакуя, пишут газеты? Что анонсируется на обложках? Что заставляет тревожно биться сердце у экранов телевизоров? Очерк обычно начинается так: "Митрич проснулся в семь утра с тяжелым похмельем. Убив топором жену и изнасиловав трехлетнюю дочь, он вышел на улицу опохмелиться..." Телерепортаж обычно фиксирует внимание на таких кадрах: "Вглядитесь в эти обезображенные пятнадцатью ножевыми ранениями лица трупов. Может быть, вы узнаете в них своих знакомых?!" Про фильмы и говорить нечего - прицелился и быстро стреляй - конец фильма.

Когда кончилась советская власть, то выяснилось, что антисоветская литература практически ничем не отличалась от литературы советской. Только знаком. В одном случае - минус, в другом - плюс. Но на эти знаки, на самом деле, никто не обращает внимания. Никому нет дела до того, что "Дон Кихот" - пародия, а Сальери не отравлял Моцарта (кстати, новая, современная версия этой пары может быть реализована через латентный гомосексуализм Сальери, тянущегося в нераспознанной, но губительной любви к своему кумиру...)

Дети боятся своей индивидуальности. Дети хотят быть, как все. Все вступали в пионеры - и они. Все хотят быть американскими миллионерами - и они. Все задумываются об обманах, кражах, наркоте, убийствах, мафии и так далее - и они.

А мы - журналисты - кричим: не делайте так, и подробно показываем и рассказываем, как именно не надо делать.

- Как же ты теперь? - спрашиваю я Борьку.

- Ничего, отвечает он, - сейчас лето, отдохну от школы, книги почитаю, пока никто не видит...

Елена СКУЛЬСКАЯ

Коллаж
Сергея СЕМЕНОВА.