Язык без костей

- Не учите, - говорят, - нас жить. Лучше помогите материально.

А Говоруном звали нашего героя исключительно из уважения, потому как Левонтий - что твой шампунь "Хэд энд Шоулдерс" - два в одном. Балагур и баюн. А народ раздолбайский таких страсть как любил. Надо сказать, испокон веку раздолбаевцы давали друг дружке всякие прозвища. Особенно ценились аббревиатурки. В царях ходили здесь всякие ЕБН Николаевичи - совершенно без царя в голове, первыми министрами числилась парочка ЧВС-ов: Степаныч-тяжеловес и Владиленыч-мухач. Имелся при дворе и свой цепной кабысдох по кличке Рыжий Му-му.

Дело в том, что народ-богоносец любил заложить за воротник. А когда трезвел - сильно серчал. Похмельный синдром, как говорил лейб-медик царского двора. Ну, ему видней - он с царем не одну пол-литру распил. Осерчав, народ перся в палаты боярские - ну там за правдой сходить, с омоновцами-опричниками подраться, каской о мостовую постучать, опять же слово из трех букв на стенке терема подрисовать - и по домам. Рыжий Му-му был как нельзя кстати. Его иногда отдавали на расправу раздолбаевскому люду, и - батюшки-светы, что тут начиналось. Рыжего публично предавали анафеме, вешали на шею двухпудовую гирю и торжественно топили в реке. Бултых! А потом шел пир горой, злоупотребление самопальной медовухой, игрища с танцами до упаду, а наутро Рыжий победно всплывал и мистическим образом оказывался в кремлевских хоромах.

- В воде не тонет, - шептались раздолбаевцы, угрюмо опохмеляясь огуречным рассолом, и суеверно крестились.

Левонтий же был человеком скромным. Числился в табели о рангах шутом-затейником. Что, между прочим, давало право на персональный джип и халявную чарку контрабандной сивухи в ночном шинке, где собирались сливки общества и, бесясь с жиру, устраивали всякие непотребства.

По пятницам он, важно раздувая щеки, учил народ угадывать буквы и торговаться за какой-нибудь неодушевленный предмет с яркой этикеткой. В субботу население, вернувшись с фазенд, прильнув к экрану, скакало вместе с Левонтием по ухабам отечественной истории в программе "Колесо истории". Порой он жутко лажался, по-родственному называя Николая II Романовичем, а одного поэта, которого проходят в раздолбаевских школах аккурат после Пушкина, окрестил Юрием Михайловичем. Злые языки, правда, болтали, что это он специально, дабы потрафить одному градоначальнику, который иногда и сам не чурался изящных искусств и выступал в цирке с акробатическим номером.

- Ах, шельмец, - восхищенно ахали раздолбаевцы, глядя на то, как усатый Левонтий открывает шкатулочку. - Пусто. Наш пострел, должно быть, приз сам скоммуниздил.

В воскресенье Левонтий разливался соловьем в клубе "Матерящийся попугай", рассказывая скабрезные анекдоты. Устное творчество приводило раздолбаев в неописуемый восторг, а бедную птаху, являвшуюся талисманом клуба сквернословов, - в замешательство. Она, отслужив верой и правдой царю-батюшке на минном тральщике, такого не слышала даже от расхристанной матросни второго года службы.

В остальные дни наш Говорун слонялся по друзьям-товарищам. У Фомы-песенника, ведущего шоу "Конокрад-перехват" и "Империя страсти-мордасти", гонял с ветерком по улицам, показывая дулю автоинспектору. У Андрюхи-кулинара лазил по буфету в поисках съестного - не осталось ли там каких костей от вчерашних гостей? И на пару с тезкой-дружбаном Крамольником втюхивал доверчивым золотые слитки из нержавейки. Вот тут он был незаменим. Базарные бабки отдыхали, глядя, как Левонтий лихо навострился торговаться. Благо в молодости профессионально стучал молотком - раз, два, три - продано! - на подпольных аукционах по продаже антиквариата.

Больше всего скоморох любил морские круизы и духовную, так сказать, жизнь. Для того чтобы не остаться за бортом, сиживал, бывалоча, у самого Александра свет Васильевича. По праву, между прочим, руку от Юлия ибн Гусьмана - заслуженного деятеля бухарского, что ли, синематографа. А чего? Дело-то нехитрое. Поднимай табличку, да делай козью морду студентам. Главное, не уснуть под их шутки богатырским сном. А потом, батюшки-светы! Стоишь на палубе, заметно шатаясь (от качки) и ревешь под звездами балканскими:

- Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!

Иной бы от таких трудов праведных скопытился, но не на того напали! Левонтий был мужик крепкий. Аки дуб. Вращался барабан, вертелся Якубович - время неумолимо убыстряло свой бег.

Как ни странно, больше всего его любили раздолбаевские деятели культуры, корифеи и титаны духа. Они на него чуть ли не молились. Дело в том, что национальной особенностью (и одновременно национальной гордостью) местных жителей была патологическая неспособность держаться середины. Типичныый житель города Раздолбаево имел либо три диплома, либо две ходки. Либо черпал половником из ведра с икоркой, либо за душой, кроме рваной телогрейки, не водилось ни копейки. Такой народ. Пили здесь исключительно до дна. Любили - до смерти. А разрушали - до основания. В жизни раздолбаевцев всегда было место подвигу. В других странах, лишенных удали и размаха, место подвигу находилось исключительно в тех случаях, когда там шпионили раздолбаевские разведчики.

- А мы такие, мы бесшабашные! - гордились жители города, сворачивая самокрутку и пуская сизые кольца дыма. - Что раздолбаю хорошо, то немцу - карачун!

С культурой здесь и вовсе творились странные дела. Походы в консерваторию с последующим принудительным конспектированием услышанного сменялись полным беспределом. Как-то даже, идя навстречу пожеланиям трудящихся, царь повелел запретить балет "Лебединое озеро" и прочую заумь, а вместо хлеба кормить народ веселыми зрелищами.

Вот тут-то Левонтий с компашкой и пригодился. И к моменту описываемых событий отдельные выжившие (как говорили раздолбаевцы, - из ума) деятели культуры смотрелись этакими Монбланами и твердынями духа на фоне ровных рядов шоуменов во главе с Говоруном. Так они и жили-поживали - одни считались нитратом хлора земли раздолбаевской и вели задушевные беседы о духовности, а другие - почитались массами за всякие замысловатые штучки-дрючки.

Иностранцы только удивлялись странностям раздолбаевской души. Лучшие люди страны тут всегда ходили в изгоях: их всячески давили, а после смерти ставили памятники и издавали полные собрания сочинений. В национальных героях ходили всякие плясуны-шоумены. Один чудак-иностранец, говорят, даже вложил немереное количество тугриков в научные исследования загадок раздолбаевской анимы, да так и не узнал - что ж это за субстанция.

Но однажды Левонтий затосковал-закручинился. Захотел, чтобы его тоже интеллектуалом считали. Стал думать думу горькую, да причитать:

- Нечто мне всю дорогу в ряженых ходить да в мешке наперегонки с Крамольником бегать? Прибаутки мои давно поистерлись от частого употребления - один только верный Андрюха-кулинар лыбится по-кроличьи. А от идиотских диалогов с игроками - мозоль на длинном языке. Пора, пора менять имидж.

Ну и дали ему попервости развернуться. Залудонили, как и положено в сказках, аж три новых проекта: в одном Левонтий культурно рассказывает о том, как Пушкин двести лет назад дружил с банкирами, в другом - он же вытаскивает стул с-под Крамольника, а тот смешно так падает и дрыгает ногами - енто такое культурное шоу приколов, а в третьей передаче в пику Валерию Эмиссарову культурно демонстрирует публике семейные сцены. Пять минут сцен - пять минут рекламы.

Долго ли коротко - стал Говорун заговариваться. Вот беседует он как-то с генеральным продюсером о всякой телевсячине, проекты там всякие, воздушные замки - и вдруг как брякнет: "Р-р-рекламная пауза!" Даже сам от себя не ожидал. Продюсер, понятное дело, удивился, но виду не показывает - вдруг какая-то новая шутка. Сошло на первый раз. А тут случилось - аккурат в прямом эфире "Конокрада" - объявить не к месту рекламную паузу. Понятное дело, телевизионщики не поняли, что к чему - ну и наехали камерой на Фому-песенника. Тот, параллельно руководству гонками из студии, как раз корпел над своим любимым проектом. Заголял очередную кандидатку для программы "Империя страсти-мордасти". Народ смотрит: Фома-песенник со спущенными штанами. Крупным планом.

С Фомой, понятное дело, у Левонтия дружба - врозь. Дальше - больше. Тут в "Матерящемся попугае" только рот открыл - попотчевать анекдотцем, как опять ни к селу ни к городу глаза округляет и вопит: "Рекламная па-ауза!" Дали ему для порядка по морде и спрашивают:

- Ты что, батюшка, белены объелся? Совсем окультурился? Какая-такая "рекламная пауза", а? Ты, брат, всю малину обгадил. Надо бы тебя, психа, от Останкино подальше держать.

А в народе его еще больше полюбили и стали прозывать Говоруном без башни. Еще бы! Ведь красноречие его было сродни ЧВСу-тяжеловесу.

- Не замай, - кричат, - нашего Левонтия. Без него телевизор не телевизор, а какой-то голубой экран.

И Левонтий не отстает.

- Сами меня шоуменом назначили, - вопит, - а теперь вот отлучаете от моих любимых зрителей. Ведь ваша задумка была, чтобы я, как обезьяна, раскачивался на лиане и вопил во всю глотку "Реклам-мная пауза!"

Оставили его. И даже дали вести еще две передачи.

Слава его росла. Неподкупные критики писали, что Левонтий - наше все. Его портрет застенчиво и строго смотрел с обложек глянцев журналов, как бы подтверждая правоту наследников Писарева и Белинского. Он издал двухтомник своих избранных монологов и забавную книжицу "Как я был Левонтием в капитал-шоу". А интеллектуалом ему быть расхотелось.

Над Раздолбаево разверглась бесконечная рекламная пауза. Народный скоморох бронзовел...

Сергей КОНЯХОВ.