Не повторяю старых ошибок. Делаю новые

- Урве, голос ваш именуется солидно - меццо-сопрано. Тем не менее внешне вы, мне кажется, ему не слишком соответствуете - хрупкая такая...

- Если вы о фигуре, то она у меня от мамы. Во мне очень много от мамы, и что из меня получилось в жизни - тоже от нее. Обычно говорят: моя мама самая лучшая на свете. Я так никогда не говорю, потому что все мамы самые лучшие. Просто у каждого одна мама, и о ней всегда помнишь, легендой ее считаешь.

Наша семья рано осталась без отца, маме было всего 43 года, еще такая молодая. И мы с нею - три дочери. Нужно было и воспитывать нас, и деньги на жизнь зарабатывать. Мне было тогда семь лет, младшей сестре - два месяца. Старшей - двенадцать... И мама все для нас сделала, наше детство было счастливым.

- А счастливое детство - это что такое, по-вашему?

- Наше было счастливым потому, что мама нас не огорчала. А три дочки, как вы думаете, не огорчали ее разве? И все же я думаю, что мы были не очень плохими детьми.

- А как мама отнеслась к тому, что средняя дочка решила заняться делом, к которому все без исключения мамы относятся отрицательно?

- Знаете, ко всем троим мама относилась одинаково: она нас любила, и выбор каждой уважала. К тому же мама любила петь, и у нашего папы был очень красивый голос. Мама была портнихой, работала с утра до вечера, забот с нами тоже хватало, и при этом она все время что-то напевала. О том, что буду петь в театре, я никогда не думала. А пела уже с четвертого класса, на всех праздниках пела, везде пела. У нас в Пярну была одна очень хорошая дама Клаудия Пяйль, педагог, и почти все, кто любили петь, прошли через ее руки. Наш театр "Эндла" тогда был музыкальным тоже, в нем играли оперетты, выступала, между прочим, и наша знаменитая певица Эльза Маазик, примадонной была. Работала здесь и Аста Виханди, прекрасное сопрано. Так что из Пярну вышло немало хороших певцов. Тийт Куузик - он ведь тоже из Пярну.

- Вы окончили Таллиннскую консерваторию, учились у замечательного педагога Алус Роолайд, пришли в театр "Эстония" и пять лет пели в хоре.

- Это я только по бумагам пела в хоре. В то время я училась даже не в консерватории, а в музыкальном училище, которое теперь носит имя Георга Отса. В хоре же пела два года и уже тогда стала получать сольные партии. Самой первой была партия в опере Оффенбаха "Сказки Гофмана": там я, девчонка, пела мать Антонио. До сих пор считаю эту роль самой трудной в жизни: в течение 20 минут нужно было сидеть на сцене, не двигаясь, глазом не моргнуть. А когда прожектор светит прямо в глаза, не слишком приятно. Но делать нечего, нужно было сидеть. Причем иногда спектакль совпадал с выступлением в концертном зале, и надо было успевать. В коридоре меня уже ждали с платьем и париком. И вот, вбегаю однажды на сцену, еле дух перевожу, пот по лицу градом, глаза заливает, ужас какой-то! Думала, сейчас прямо на месте умру. А через 15 минут надо встать и петь. Когда через много лет, уже в другой постановке, опять пришлось петь эту роль, мать Антония, я уже хорошо знала, как сидеть, чтобы прожектора не слишком слепили. Но дело пошло, появились роли, а в 60-м я стала солисткой. К этому времени у меня уже было шесть или семь ролей...

- Среди ваших героинь было немало прелестных женщин. Но, по правде говоря, встречались и, мягко говоря, особы стервозные. Катарина, к примеру, в "Укрощении строптивой" по Шекспиру. О Кармен уже и не говорю. Вас-то в стервозности, по-моему, не упрекнешь?

- Есть, есть, во мне всего хватает. Вообще-то во мне течет немного испанской крови, и немецкая есть, и эстонская, конечно. Наверное, и еще какая-нибудь, не знаю. Конечно, чтобы спеть Катарину или Кармен, требуется характер. Но я же меццо-сопрано, а у них характер не сахар. Им же никогда не достаются роли первых красавиц и обольстительных любовниц. Если и достаются, то так редко. Потому приходится часто искать в своих героинях то, что автор и не предполагал вовсе. Но ведь любая женщина хочет выглядеть лучше, чем она есть на самом деле.

- Но по жизни-то у вас женские слабости все-таки есть?

- Где же это вы встречали женщину без слабостей? Люблю вкусно поесть, долго поспать утром люблю, я разговорчивая, обожаю компании. Вот еще что - петь люблю...

- Однажды вы говорили, что сами себе шьете, тут за модой следуете или держите себя в руках?

- Думаю, тут снова должна сказать спасибо маме. Мама сама придумывала фасоны, я все это видела, помогала ей, тогда в моде были "фонарики" и пышные нижние юбки. И теперь, когда начинаю себе что-то шить, иногда не знаю, что в конце получится, только мамин вкус и выручает. Но шью всегда только то, что самой нравится.

- А в театре как, там вы тоже советуете художникам, каким должен быть ваш костюм?

- Конечно, иногда у меня мелькают такие мысли, но чаще всего держу их при себе. Например, есть у нас Эльдор Рентор, такой художник, что ему никто не пытается давать советов, я, во всяком случае, никогда этого не делала, не рисковала. Но он всегда делает то, что женщинам подходит. Чудный художник. Однажды сделал мне костюм, который весил 15 килограммов, для Лауры в "Джоконде". Это был тот редкий случай, когда я как раз была первой любовницей. Платья - блестящие, шикарные. И я носила эти 15 килограммов. Трудно было, но красиво.

- Урве, у вас бывает так, что роль уже осталась в прошлом, а вы все равно поете ее про себя, возвращаетесь к ней?

- Наверное, это счастье, что иногда мне давали возможность в новых постановках возвращаться к однажды спетым партиям. Когда так происходит, уже не повторяю старых ошибок, делаю новые. И потом, я же не прощаюсь со своими ролями, возвращаюсь к ним в классе со своими студентами, которые сегодня поют то, что я пела вчера. И когда это происходит, испытываю наслаждение.

- Между меццо-сопрано существует конкуренция, как между колоратурными, например?

- Соперничать с колоратурными сопрано мы не можем, а вот с драматическими сопрано соперничество случается. Иногда мне в театре давали такие роли, отказываться от которых не хотелось. Диапазон голоса, не буду скромничать, у меня большой, не боюсь высоких нот, и низких не боюсь - спасибо природе, подарила мне это. Но и работать приходится, работать и работать.

- Урве, слухами земля полнится, и из них следует, что в театре вас любят, часто это слышу. За что вас любят, могу предположить. А вот за что вы можете полюбить кого-то?

- Быть с каждым как с близким человеком - такое вряд ли получится, на это просто времени не хватит. Всегда хорошо, когда в спектакле - один состав исполнителей, как в "Джанни Скикки", например, где все мы - одна семья. Я там люблю всех, и все мы любим друг друга. Всегда нравится в человеке простота. И совсем не надо слышать про себя, какая я хорошая. Но и не люблю, когда кто-то обсуждает кого-то по углам.

- А если к вам придет близкая подруга со своим женским-преженским, с печалью какой-нибудь. Вы как ее успокоите, что скажете?

- У меня свои методы... Для меня очень важно брать энергию из космоса. Может, это во мне испанское играет, не знаю. Но как помочь, все-таки представляю. Этого словами не сказать, но знаю. Тут и мужчины, между прочим, тоже могут помочь. Всего одним цветком. Если на много нет денег, то хотя бы одним...

Вел беседу

Виталий АНДРЕЕВ.