ПОКА СТОЛЕТИЕ КОНЧАЛОСЬ...

Иосиф Бродский умер три года назад во сне. В смерти гения во сне для нас, кажется, еще больше обиды, чем в Черной речке и лепаже, чем в Елабуге и петле, поскольку он сам губил себя больше, чем того требовали его стихи.

Он всю жизнь курил и считал, что если не закурить утром после чашки кофе, то и жить не стоит. Из-за него в Нью-Йорке состоялась первая в истории забастовка нобелевских лауреатов: они требовали, чтобы для Бродского сделали исключение и разрешили ему курить в запрещенных для этого местах.

Он всю жизнь любил одну женщину и расстался с нею, чтобы остались стихи.

Лучше всех описал длинную, тягучую строку Бродского, не зная, Мандельштам:

Золотистого меда струя
из бутылки текла
Так тягуче и долго,
что молвить хозяйка успела:
"Здесь, в печальной Тавриде,
куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем", -
и через плечо поглядела.

Это, правда, описание строки Бродского, удлиняющего, вытягивающего, длящего ее бесконечными "впрочем", "потому что", "поскольку". Он пел свои стихи, взбираясь все выше и выше по октаве, словно всегда помогала ему птица, не дающая приземлиться даже в конце стихотворения, - он просто обрывал стихи, не прерывая мелодии.

Он по-ленинградски говорил "что" вместо "што". Курил, обламывая фильтры. Повторял: и так далее, и так далее, и так далее. Документальный фильм о нем, смотревшийся еще недавно с утомительным равнодушием, сегодня видится сквозь гроздья метафор и глубинных смыслов. Что же говорить о стихах?!

Что сказать мне о жизни?
Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую
солидарность.
Но пока мне рот
не забили глиной,
из него раздаваться будет
лишь благодарность.

Теперь становятся ясны многие благородства и бесстрашия его противоречий. Он посвящал стихи Ахматовой, а наследовал Цветаевой. Он фотографировался с котом, отвечая на забавную анкету Анны Андреевны: чай или кофе? кошка или собака? Мандельштам или Пастeрнак? - выбирая первых, а сам писал:

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
Оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я
на земле без отчизны остался.

Это рука, протянутая Марине Цветаевой, - ее последнему отчаянию, которое знают только стихи и смерть - за вычетом жизни.

Его называли в юности "младшим Осей", наследником Мандельштама, а у него гораздо больше пастернаковских раскатов, самозабвений и захлебываний:

Как горбунья дурна
Под решеткою
тень не кривлялась.
У лампады зурна,
Чуть дыша,
о княжне не справлялась.
Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик.

Начало стихотворения Пастeрнака, продолжение - Бродского.

Его изгнали из страны, а он написал:

Бросил страну,
что меня вскормила.

Мы почти ничего не знаем о его лирическом герое. Разве что он один "из глухих, облысевших, угрюмых послов второсортной державы", и во рту у него развалины "почище Парфенона", и что он корчится на простыне, и посетил сей Люксембургский сад, и почти вся его любовная лирика - бoльше тридцати лет - посвящена М.Б., Марине, Марине Басмановой. А впрочем, он "певец, пришедший издаля", и не слишком обращает на себя внимание в своих стихах, они не о первом, а почти о третьем лице - может быть, об отпечатке тени человека, испепеленного ядерным взрывом и запечатленным этой самой тенью на стене вечности.

Не забыт и памятник рукотворный. Чуть было не перевезли прах Бродского из Нью-Йорка в Ленинград, на Васильевский остров, куда он в стихах приходил умирать, но одумались. Бродский не хотел возвращаться в город Мандельштама, любимый до слез. Он говорил, что возвращаются на места преступлений, но никогда не возвращаются на места любви. Потом из нью-йоркских колебаний возникла Венеция, которую он очень любил, как и Пастернак, у которого этот город плыл в каналах каменной баранкой. В Венеции был устроен погребальный траурный величественный прием праха. Читали стихи на многих языках его друзья. Дамы блистали печальными туалетами.

Однажды Бродского спросили, как он объясняет позицию Марины Цветаевой по отношению к ее мужу Сергею Эфрону, принимавшему участие в политическом убийстве, работавшему на советскую разведку, сбежавшему в Москву... Бродский ответил:

- Это пословица, прежде всего: "Любовь зла, полюбишь и козла". Цветаева полюбила Эфрона в юности - и навсегда. Она была человек большой внутренней честности. Она пошла за Эфроном "как собака", по собственным ее словам. Вот вам этика поступка: быть верной самой себе. Быть верной тому обещанию, которое Цветаева дала, будучи девочкой. Все... Помимо всех прочих несчастий ей выпала еще и эта катастрофа. Собственно, не знаю даже, катастрофа ли. Роль поэта в человеческом общежитии - одушевлять оное: человеков не менее, чем мебель. Цветаева же обладала этой способностью-склонностью! - в чрезвычайно высокой степени; я имею в виду склонность к мифологизации индивидуума.

На человеческую жизнь выпадает не так уж много событий: может быть, детские ангины, может быть, любимый голос с придыханием и еще - смерть гения. Гений - это человек, который со всеми находится в личных отношениях. Гений - это человек, о котором пишется "мой Пушкин" и о котором думается "мой Бродский".

Елена СКУЛЬСКАЯ.