Молодежь Эстонии 05.11.99
    Начало | Текущий номер | Архив | Подпишись!

    А был ли все-таки "Виктор"?

    В редакцию поступило письмо от Олега Сафьянкова, осужденного десятого сентября нынешнего года Таллиннским городским судом за вымогательство одного миллиона долларов у норвежско-латвийского концерна "Varner Hakon Invest". Суд признал его виновным и приговорил к лишению свободы сроком на семь лет. Сразу после оглашения данного вердикта суда первой инстанции корреспондент газеты Юрий Григорьев попросил осужденного коротко прокомментировать данное решение. Вот что он тогда сказал: "На мой взгляд, нынешний состав суда под председательством Валентины Кываск был подвержен давлению со стороны. Предполагаю, здесь не обошлось без денежных вливаний от концерна "Varner Hakon Invest". Подкуп состава суда вполне реален. Существует и другая версия столь сурового приговора: на моем примере отечественное правосудие хотело показать, как действует эстонско-латвийский договор о ваимодействии двух стран по борьбе с терроризмом".

    Не будем оспаривать приговор горсуда двухмесячной давности, отметим лишь то, о чем наша газета не раз писала в ходе судебного процесса над "террористом Виктором": многие материалы этого уголовного дела достаточно субъективны и противоречивы по своей сути. В преддверии суда второй инстанции Олег Сафьяненко продолжает доказывать свою невиновность. Им направлены документы в лондонскую организацию по международной амнистии, собирается он обращаться в Евросуд. По его мнению, справедливость в конечном итоге должна восторжествовать. С этой целью Сафьянков и попросил опубликовать на страницах газеты его письмо.

    "Десятого сентября Таллиннский горсуд под председательством Валентины Кываск вынес мне обвинительный приговор и осудил к 7 годам лишения свободы за вымогательство одного миллиона долларов у латвийско-норвежской фирмы "Varner Baltija".

    Признаюсь: больше огорчили не семь лет достаточно сурового наказания, а то, что моя надежда на правосудие была разрушена. Суд не захотел увидеть очевидные вещи - все доказательства в деле балансируют на грани между непроцессуальностью и явной фальсификацией.

    Не хочу никого утомлять ни подробностями, ни юридической казуистикой, но такова уж причина моего обращения в газету, что я не имею права быть голословным.

    На первый взгляд, обвинение обладает солидным количеством доказательств, но это только на первый взгляд. Если вникнуть в детали, то возникают вопросы, на которые в обвинительном ключе ответы найти просто невозможно, так как обвинение рассыпается, словно карточный домик. Однако суд не захотел вникать в детали. Странно!

    Главный козырь обвинения - это совпадение голосов: моего и предполагаемого вымогателя (телефонные переговоры последнего полиция записывала). Заключение фоноскопической экспертизы составили профессионалы, ему, естественно, следует доверять. Но что сравнивали эксперты?

    Полученные ими аудиокассеты угроз вымогателя не имеют ничего общего с теми, которые были изъяты латвийскими правоохранительными органами у потерпевшего: не совпадают номера и марки кассет. Протоколы изъятия и последующих осмотров этих кассет грешат массой процессуальных нарушений, так как в роли понятых выступали свидетели, а протоколы даже не подписывались составителем. Но не это главное. Сами протоколы описывают явно нереальные события, они выдуманы и фальсифицированы.

    Приведу конкретный пример. Некий рижский инспектор по фамилии Осис умудрился (это им же и запротоколировано) присутствовать и производить следственные действия в разных частях Риги одновременно!

    Но и это еще не все. Не надо иметь высшего юридического образования, чтобы понять - невозможно исследовать еще не обнаруженное и не полученное вещественное доказательство. Нельзя ведь осматривать... труп до убийства! Но многие латвийские протоколы датированы именно в таком порядке: инспектор в полиции осматривает кассету, результаты скрупулезно фиксирует на бумаге, а затем едет на место события, где и происходит последующее изъятие кассеты. Я представил суду список несуразностей, сопровождающих движение кассет по делу. Он занял 19 листов.

    Не правда ли, значимость экспертизы пошатнулась? Давайте теперь посмотрим, с чем эксперты сравнивали исследуемые кассеты. В качестве сравнительного материала они получили видеокассету моего допроса (на нем я молчал, так как отказался общаться со следователем Чулицким) и аудиокассету "моего разговора с инспектором латвийской полиции Драчем". Так вот, я заявлял в суде и заявляю сейчас: ни с каким инспектором по фамилии Драч на самом деле не разговаривал, и в деле нет ни одного документа, поясняющего, что это был за разговор, кем и когда он записывался. Ни одного документа!

    Более того, если бы даже такая кассета существовала, она не могла являться сравнительным материалом, так как подобного рода документ должен быть процессуально оформлен. В данном случае кассета сама нуждается в идентификации.

    Я не буду останавливаться на анализе правомерности тайной записи разговора двух лиц без санкции суда. Это тема отдельного разговора. Только расскажу еще об одной, на мой взгляд, умышленной ошибке следствия. В материалах дела идет речь о том, что телефонные звонки с угрозами в адрес "Varner Baltija" шли из Скандинавии в Ригу. Следствием же установлено, что в это время я находился в Москве или в Таллинне.

    Знаете, как суд отреагировал на все выше приведенное? Да никак! Мне не хочется ни язвить, ни возмущаться по данному поводу. Живу и чувствую, что меня просто нет на свете. Трясу бумажками, пытаюсь что-то доказать, но меня не видят и не слышат. Мои аргументы никто даже не удосуживается опровергнуть. Интересно, какое чувство было у подсудимых в 30-е годы?

    ...Теперь коротко о допросе в Москве моего друга Н.Книжника. Он сообщил, что милиция пыталась подсунуть ему на подпись протокол, оговаривающий меня. Книжник отказался и потребовал составить новый документ. В деле же оказался первый протокол. Подпись свидетеля в нем, разумеется, отсутствовала. Когда я стал требовать допроса Книжника в суде, и появилась опасность его приезда в Таллинн, возникла угроза разоблачения фальсификаторов. В этой ситуации кто-то (видимо, имеющий бесконтрольный доступ к делу) вырезал заключительную часть протокола допроса, т.е. то место, где допрошенный выражает свое несогласие с текстом протокола. Судья немотивированно отказалась допросить Книжника и огласила в ходе процесса эту "липу".

    Подобным же образом осуществлялся и осмотр якобы принадлежавшего мне компьютера. Из следственных документов видно, что изымался один компьютер, а осматривался экспертом совсем другой. Их внешние индивидуальные признаки не совпадают: изъятая техника не имела наименования, а осматривалась уже с фирменным знаком. Что это: ошибка или фальсификация?

    Дальше - больше. Суд отметил, что инспектор, проводивший изъятие компьютера, не являлся специалистом-экспертом и потому "мог все перепутать" (не верь глазам своим!). Удивительно, но ведь этот инспектор изъял 58 предметов, правильно занеся в протокол названия и номера 57 из них (сканеры, принтеры, мониторы и т.д.) В 57 случаях его квалификация не вызвала нареканий суда, а вот в 58-м почему-то дала маху...

    Теперь о показаниях охранника магазина "Dressmann" господина Усанса. Девятнадцатого мая 1997 года он как раз находился в торговом зале, когда была передана бомбовая угроза, и спецгруппа обнаружила в одной из примерочных кабинок радиоуправляемую бомбу. Так вот, свидетель дал суду заведомо ложные показания: мой рост (192 см) он называет средним и утверждает, что видел меня в магазине 21 мая (через два дня после событий), а также "мог видеть меня и 19 мая". Однако информация Пограничного департамента Эстонии опровергает все это. Я не выезжал в Латвию ни 19-го, ни 21 мая, а находился в Эстонии.

    И, наконец, последний пункт, касающийся моего обвинения. 19 мая 1997 года после обезвреживания бомбы в примерочной кабинке №2 был изъят коврик. Впоследствии латвийские розыскные собаки учуяли на нем мой запах. Но ведь я и не скрывал, что часто бывал в Риге, делал покупки в магазинах. В частности, я был задержан в рубашке, купленной в начале мая именно в магазине "Dressmann". На зеркале, за которым была подвешена бомба, не обнаружили моих "пальцев". На бомбе - тоже. Ни на мне, ни в моем жилище следователи не нашли следов взрывчатки. Более того, уборщица магазина была допрошена и сообщила, что во время ежедневных уборок она порой меняет местами коврики в кабинках. Был ли запах оставлен мной именно в кабинке №2? Кто теперь это может доказать?

    Возникает еще один вопрос: зачем я обратился за помощью к газете? Просто хочу правосудия, хочу, чтобы презумпция невиновности материализовалась не только при рассмотрении уголовных дел сильных мира сего. Я, конечно, обжаловал приговор суда первой инстанции, написал запрос в лондонскую "Международную амнистию", буду обращаться в Евросуд. Все, чего я хочу, - заставить судей внимательней прочитать мое уголовное дело. Рассмотреть его на основании Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов. Уверен, что только в этом случае дело "террориста", касаемого моей фамилии, прекратит свое существование. Раз и навсегда.

    Олег Сафьянков.

    27.10.99 г.".