архив

"Молодежь Эстонии" | 16.08.01 | Обратно

Наркомания изнутри

Сын этой женщины уже не наркоман. Но боль о его загубленной жизни, горькие воспоминания остались. Навсегда. Только такие же, как она, родители действительно понимают, что это такое – знать, что твой ребенок – наркоман. Своим нелегким опытом она согласилась поделиться с нами.

— Каким был ваш сын до того, как начал принимать наркотики? Охарактеризуйте его, пожалуйста, как человека.

— Обычным таким мальчишкой был. Любил играть в футбол. Учился средне. Двоечником никогда не был. По некоторым предметам у него даже пятерки были: по истории, географии, литература давалась неплохо… Обычным был. Тяги особой, правда, у него к учебе не было. По сравнению с дочкой он был, как бы сказать… менее ответственный. Полагался больше на волю случая, чем на себя.

— Когда он начал принимать наркотики?

— Ближе к 17 годам. Это была осень 97-го года. А в январе ему должно было исполниться 17.

— Как вы узнали, что ваш сын начал принимать наркотики? Сразу или только через какое-то время?

— Он открытый. Он сам пришел и сказал, что принимает наркотики. Говорил, что если он придет и что-нибудь будет просить, ни в коем случае ему не давать. Он сам об этом предупредил.

— А он не сказал, сколько месяцев уже принимает?

— Где-то месяц.

— Что вы стали предпринимать?

— Конечно, стала бить тревогу. Обратились к специалисту, но это было неэффективно. Может быть, и телевизор, и рэп, он им очень увлекался, наложили какой-то отпечаток. Может быть, он считал, что это модно и реперы через все это прошли. Да еще и горе на его голову такое свалилось — у него погибла девушка, а с ней у него было много связано.

После этого он с головой бросился в наркотики, чтобы только забыться. Но это сломало его еще больше. И психику, и вообще здоровье.

Как раз в это время школу, в которой он учился, сделали основной. А у него вроде бы как было желание дальше продолжать учебу, но в другую школу идти не хотел.… Пошел в ПТУ. В коллективе у него отношения не сложились. Бросил. Потом стал ходить на курсы в техникум. Там у сына появились друзья. Среди них не было наркоманов. Все ребята хорошие. Как-то идут по жизни, каждый свой путь выбрал…

Потом он с этой девушкой познакомился… Так все и началось.

— Как он себя вел, когда под воздействием наркотиков был?

— Когда ему требовалось, он на все шел: придумывал разные случаи, лишь бы ему только денег дали, воровал из дома вещи. Если дома что-то появлялось, сразу потом исчезало. Но он воровал только дома. Он на нас повесил и себя, и свое горе, и мы должны были это нести.

— Много он из дома вынес вещей?

— Много. Аудио- и электротехнику. Цветные телевизоры. Все, что было стоящее, все было вынесено.

— Какие наркотики он принимал?

— Сначала сын принимал амфетамин. Этот наркотик бодрит, придает энергии. Он сразу начинал чем-то заниматься. Но зато во время ломки он себе места не находил. И когда ему опять требовался наркотик, он нас и шантажировал, и вымогал, и угрожал. Говорят же, что они через все переступят, лишь бы им в этот момент найти деньги и уколоться. Он мне сам рассказывал, что когда просыпался в холодном поту и ему требовалась доза, думать мог только о том, где ее достать. «Никому такого не пожелаю», — говорил.

Он несколько раз лежал в больнице, два раза в Таллинне. После больницы где-то недели три не принимал, а потом опять. Сказал, что даже больница не поможет, вообще ничего не поможет, если сам не остановишься. Говорит, что в последнее время он уже не чувствовал от наркотиков того, что раньше.

— Сколько лет он был наркоманом?

— Получается, почти 4 года. Но с перерывами. Сначала принимал амфетамин, потом резко бросил. Ему было так плохо, после приема... Так ему больно было… Потом в алкоголь ударился. Он по-страшному пил. Мог один три бутылки выпить. Не знаю, как его организм выдерживал такое. Потом и это бросил. Подсел на героин.

— Сколько он был на героине?

— Около года.

— А когда ему нужны были деньги, он на вас руку не поднимал?

—Мог и обозвать, и поднять руку. Он меня не бил, но мог толкнуть. Но я долго терпеть не могла. Если были деньги, приходилось давать, потому что дело принимало угрожающий характер. Он не отставал, преследовал, даже на работу приходил. Любыми путями пытался достать денег.

— Вы не боялись его, когда у него начиналась ломка?

— Сначала не боялась. Я ему как-то доверяла, что он меня не тронет. А в последнее время страх стал появляться. Что выкинет еще, что предпримет? Он мог закрыть дверь и не пустить меня на работу, пока не дам ему денег. Я от него все прятала. Мой дом перестал быть для меня прибежищем, я успокаивалась только на работе. Только там чувствовала себя человеком.

— Как часто ему требовались деньги?

— В последнее время было что-то страшное. Ему почти каждый день требовались деньги.

— Много?

— Каждый день где-то по сто крон. Иногда по пятьдесят. Мы так устали от этих драк с отцом, от полиции.

— Вы вызывали полицию, чтобы его успокоить?

— Да. Уже невозможно было с ним справиться. Он ничего не понимал. Он окна бил, не понимая, что себе может боль причинить. Вообще, безумным становился. Поэтому приходилось с полицией дело иметь. Но полиция нам ничем не помогала. Они его забирали и на следующий день уже отпускали. Только штрафы приходили.

— Он не приходил домой потом озлобленным?

— Да нет. Становился более спокойным. Но потом ему опять требовались наркотики, и все начиналось сначала. Это был какой-то замкнутый круг, из которого мы не могли найти выход.

— Как все это отразилось на ваших отношениях с мужем?

— Мы стали друг друга упрекать… «Ты виноват, ты не так воспитывала». Конечно, это все накладывало свой отпечаток. Но все-таки мы старались понять друг друга, как нам тяжело. Понимали, что врозь мы не сможем это пережить. Все-таки горе и сближает. Муж так переживал, что несколько раз у него были нервные срывы. Не мог он уже видеть всего этого. Только и было слышно: «Дай, дай, дай…». От этого можно было сойти с ума.

— Что ваш сын говорил, когда приходил домой и узнавал, что папа заболел? Он же понимал, что это из-за него…

— Просил прощения, говорил, что больше не будет. Говорил, что понимает свою вину, но… Прощение он просить умеет…

Дома была постоянная нехватка денег. На наркотики нужны большие деньги. Мы влезли в долги, по квартире, по коммунальным услугам. Это не жизнь была, а ад. Я порой думаю, с чем же это сравнимо? Ладно, я в аду не была и не знаю, как там… Но это как война была, но война с родным ребенком, понимаете? Да и война всех людей затрагивает, и есть какая-то надежда, что все это кончится, а тут оказываешься никому не нужным, никто не может тебе помочь. Остаешься наедине со своим горем. Выживаешь сама, как можешь. Это страшно.

Да и поколение ваше – это первопроходцы. И вы не знали, и мы, что такое может нагрянуть. Это какая-то чума. Мы были неподготовлены. Это сейчас обо всем этом говорят. И в школах объясняют, как это опасно, а раньше такого не было.

— Какие у вас были отношения с сыном до того, как он стал наркотики принимать?

— До этого нормальные отношения были. Я ему доверяла.

— А он вам?

— Видите, как получилось, видно, не во всем доверял. Я считаю, что все это у него так получилось из-за того, что он бросил учебу. Наверное, от безделья, какой-то ненужности. Наверное, нужно было показать другим, какой ты крутой, как тебе все это доступно.

— А какими стали отношения, когда вы узнали, что сын наркоман?

— Отношения, конечно, изменились. Много ругаться стали. Но живем ведь вместе. Куда он денется? Кому он, кроме нас, нужен?

— А сейчас какие отношения?

— Сейчас нормальные. Мне жалко его. Считай, что пропал человек. Больной теперь: и психика разрушена, и здоровье тоже потеряно. Это же все бесследно не проходит. Работы нет, нигде не учится…

— А он не собирается учиться или идти работать?

— Насчет учебы…. У него были планы пойти в вечернюю школу и закончить последние три класса, чтобы среднее образование получить. А работа… Он стоит на бирже. Но если там люди с дипломами не нужны, то он тем более кому нужен?

— Какие у него были отношения с отцом в детстве, когда он принимал наркотики, и какие сейчас?

— Нормальные отношения были. Отец ему много времени уделял. Сейчас тоже хорошие. А когда наркоманом был, дрались только из-за того, что сын деньги требовал.

— В начале разговора вы сказали, что у вас еще есть дочь. Как она относится к брату сейчас?

— Жалеет его. Жалеет, что он так своей судьбой распорядился. Она боится ко мне приехать только из-за него. Она живет не в Эстонии. У нее дочка есть, и она боится, что он может как-то испугать ребенка, повлиять. Мне она всегда добрым словом помогает. Письма друг другу пишем.

— Вы не общаетесь с другими родителями, дети которых тоже стали наркоманами?

— Нет. Мне давали как-то телефон, но не до этого было. Замкнулась в себе. Может быть, действительно нужно было познакомиться с кем-нибудь, может, легче было бы.

— У вас теперь есть хоть и очень горький, но все-таки опыт. Вы хотели бы что-нибудь сказать в заключение?

— Хотелось бы, чтобы родители строже относились к детям. Чтобы не только доверяли, но и проверяли. Самое главное – требовать, чтобы учился. Если одно учебное заведение бросил, пусть идет в другое. Чтобы было какое-то занятие. Чтобы была цель в жизни. Я, видно, своего сына в этом и упустила.

Анна РИГОЕВА