С председателем Ниссиского волостного совета, председателем совета АО «Сайдафарм» Юханом СЯРГАВА беседует Татьяна ОПЕКИНА.
— О чем мечтало большинство эстонцев десять лет назад? Что думаете в связи с юбилеем восстановления независимости вы, 46-летний сельский человек, житель Харьюмаа?
— Прежде всего, конечно, о суверенитете, о независимости. Это сбылось. Мечтали о том, чтобы на полках магазинов было полно продуктов, разных товаров. Как в Финляндии, чье телевидение мы тогда смотрели. И это сбылось. А откуда возьмутся деньги, сколько их будет, этих денег, в наших кошельках, кто будет богат, а кто беден, об этом мы не задумывались, такие «мелочи» в мечтах ведь никогда не прописываются. Мечты, они всегда розовые и легкокрылые.
Если бы меня спросили, хотел бы я вернуться назад, в прошлое, в Страну Советов, то я бы, не задумываясь, решительно и однозначно ответил: ни в коем случае. В то же время сегодня, конечно, хотелось бы жить намного лучше, чем мы живем. Я глубоко убежден, что с теми человеческими, природными, геополитическими ресурсами, которые у нас есть, можно было бы достичь более впечатляющих результатов.
— А о чем мечтали жители села?
— О том, что будут они великолепными фермерами, которые прекрасно справляются со всеми проблемами маленького и уютного хутора, принадлежавшего прежде их отцам и дедам. Но десять лет прошло, и стало ясно, что эти прекраснодушные мечты разбиваются, уже разбились, от столкновения с реальностью. Тех, кто сегодня на селе еще держится в условиях жесткой конкуренции, остается все меньше и меньше.
— Прежних колхозов-совхозов на селе уже нет. А что есть? Какие формы организации труда преобладают?
— Если не вдаваться в детали, то сегодня на селе преобладают три формы. Первая — тот самый фермер, хуторянин, который трудится вместе с семьей, иногда нанимая одного-двух помощников. Обычно они обихаживают 20-30 коров, не больше. Далее — товарищество, состоящее из двух-трех десятков собственников, которые хозяйствуют коллективно. Коров у них — сотни, иногда стадо доходит до тысячи. Высший орган товарищества — общее собрание. И третья форма — акционерное общество.
— Как у вас?
— Как у нас. «Сайдафарм» — это девять акционеров. Четверо из них тут же, на месте, и трудятся. У пяти остальных «трудятся» только деньги.
— Какая из этих форм организации труда больше всего оправдывает себя в условиях рынка?
— Результат не зависит от формы организации, он зависит от людей. Насколько они трудолюбивы, энергичны, честны, наконец. Ведь если кто-то пытается обмануть партнера, надуть его, шансов для успеха нет.
— Все жители вашего села трудоустроены? Или есть безработные?
— Из 250 жителей Лехету десять безработных. И всем нам ясно, почему у них нет работы.
— Почему же?
— В любой организации, если она хочет быть жизнеспособной, вырабатывается определенная схема поведения, которую каждый ее член должен акцептировать. У нас на ферме строгая дисциплина, 8-часовой рабочий день (42 часа в неделю), есть отпуск и т.д. Но не все люди вписываются в эти схемы. Десять лехетуских безработных пробовали себя и там, и сям, но ничего у них не вышло. То опоздают, то что-то «прихватят», а то и вовсе три дня на работе отсутствуют...
— Выходит, это лентяи, бездельники?
— Трудно дать ответ. Это ведь не только эстонская проблема. Она и в других странах существует. Четыре-пять-шесть процентов населения — это своеобразные люди, и общество должно подумать, как их вовлечь в трудовой процесс. Кстати, советская власть умела это делать. Они хоть немного, хоть на полставки, часто меняя профессию, все-таки работали. Тем самым стабилизируя общество, сокращая преступную среду.
— То, о чем вы говорите, хоть как-то соотносится с безработными людьми за пределами вашего Лехету?
— Никак не соотносится. Ибо я говорю все-таки о специфическом регионе, который расположен в радиусе 50-60 километров от Таллинна. В других районах Эстонии — ситуация иная. Там безработица — проблема не отдельных, своеобразных людей, а серьезная государственная проблема.
— Уверены ли сельские труженики в завтрашнем дне?
— Скажем так: они испытывают сегодня очень большие сложности. Эстонское сельское хозяйство — такая вот наблюдается печальная тенденция — ежегодно теряет около 100 тысяч голов скота. А количество людей, занятых на селе, с каждым годом сокращается на полпроцента. Пять лет назад крестьяне составляли 6 процентов населения. Сейчас нас — 3 процента. Скоро хуторянин станет такой редкостью, такой диковинкой, что рядом с ним будут фотографироваться... на память.
— Многие политики-либералы рассуждают так: зачем маленькой Эстонии свое сельское хозяйство? Европа нас прокормит, она уже сегодня забросала нас всякими продуктами. А наши крестьяне не в состоянии произвести свое мясо — масло — молоко так дешево, чтобы соперничать с опытными конкурентами... Правда, есть и контрмнение: эстонское село — это традиционный уклад жизни, колыбель эстонской культуры, языка...
— Мы живем в Европе, а Европа никогда не сворачивала свое сельское хозяйство, хотя мир и Европу прокормит. Более того, все до единой европейские страны берегут своего крестьянина и заботятся о нем. А у нас... Если в 1990 году мы производили продукции в 2,5 раза больше, чем могли реализовать на внутреннем рынке, то сегодня это количество сократилось до 75 процентов от того, что внутренний рынок готов переварить. Если бы государство ежегодно выделяло около миллиарда крон дотаций селу, мы могли бы сохранить сегодняшний уровень, покрывая, скажем, 80 процентов потребностей внутреннего рынка. Ну а бананы, апельсины, арбузы, маслины и т.п. можно привозить из тех стран, где все это произрастает. Причем мы производили бы только экологически чистые продукты.
— Миллиард крон — немалые деньги. Быть может, в казне их просто нет? Ведь у правительства другие приоритеты.
— Правительство занято приватизацией электростанций, железных дорог, раздавая одним только горе-консультантам десятки миллионов крон. Хотя потихоньку-помаленьку и оно приходит к выводу, что поддержка селу все-таки необходима. В конце концов, это вопрос государственной безопасности. Ведь дружба с финнами, датчанами, шведами прекрасна, но не будем забывать, что эти друзья на рынке — жесткие конкуренты. Они улыбаются, когда мы у них покупаем, а когда мы сами хотим продать, тот тут же вырастают многочисленные рогатки в виде профсоюзов, регламентов, уставов, указов и проч.
— Эстонское государство, выходит, не любит своего крестьянина?
— Оно относится к нему, как в советские времена относились к старой корове — и пользы не приносит, и вреда от нее нет. По-моему, правительству безразлично, живо село или нет. Кто выживает, тот и молодец. Кто пропадает, сам виноват.
— А как в таком случае эстонский крестьянин относится к своему государству?
— Позитивно относится. Ведь другого государства у нас нет. Когда его не было, было еще хуже.
— Как вы смотрите на продажу земли иностранцам?
— Очень плохо. Мое внутреннее убеждение состоит в том, что земля вообще не должна быть объектом купли-продажи. Она должна принадлежать народу, государству. За исключением участков, расположенных под зданиями, различными постройками.
— Как вы относитесь к сегодняшнему составу Рийгикогу? К сегодняшнему правительству?
— Однозначно ответить сложно, общая картина видится мне не черно-белой, а очень даже многокрасочной. Если бы мы с вами отталкивались от показателя в 50 процентов, то есть выше пятидесяти или ниже, то я сказал бы, что и к Рийгикогу, и к правительству приблизительно на 75 процентов отношусь положительно. Потому хотя бы, что не видится мне ни сегодня, ни завтра какой-либо лучший состав как Рийгикогу, так и правительства.
— А как вы относитесь к вступлению Эстонии в Европейский союз?
— Вот тут уже показатель менее 50 процентов. Вообще-то я не против того, чтобы Эстония двигалась в сторону ЕС и даже однажды вступила в него, но, если только это возможно, — после моей смерти. Меня многое пугает. Прежде всего то, что если я знаю, как в ЕС войти, то не знаю, как из него выйти. Такого механизма пока не выработано. Мы ведь только что были в Советском Союзе. При всех его недостатках было в нем и хорошее — бесплатное здравоохранение, почти бесплатное энергообеспечение и т.д. Но мы все-таки решили в пользу самостоятельности. И кто знает, быть может, лет через пятнадцать нас опять начнет одолевать беспокойство, сладкая мечта о независимости. Это характерно для эстонского менталитета. Мне говорят: уже сегодня ЕС нам оказывает большую помощь. Но разве непонятно: это же не подарки. За все нужно платить. И за помощь тоже. Все байки о социализме, которые нам рассказывали в советской школе, оказались ложью, но все, что нам говорили о капитализме, оказалось правдой! Капитализм — суровая система. Имущественное расслоение у нас слишком сильно. Много бедных, очень бедных людей. Несколько тысяч ребятишек — по разным данным, от 4 до 6 тысяч — вообще не посещают школу. Какие сюрпризы они приготовят нам через несколько лет? Что с ними будет?
— По душе ли вам административная реформа, задуманная правительством?
— Я не верю, что нашему уезду от этой реформы будет какая-то польза. В течение двух-трех лет нас ожидает путаница, неразбериха и только. Я поддерживаю административную реформу снизу. Те волости, которые хотят объединиться, испытывают в этом потребность, просчитав все плюсы и минусы, пусть объединяются. А сейчас это выглядит как создание колхозов при советской власти.
— Вы являетесь одним из потенциальных выборщиков президента Эстонии (в том случае, если с этим Рийгикогу не справится). Какой из сегодняшних кандидатов вам кажется наиболее предпочтительным?
— Я поддерживаю Тоомаса Сави и Арнольда Рюйтеля. Первый молод, ничем себя не скомпрометировал. С именем второго связано обретение Эстонией независимости. Арнольд Рюйтель — спокойный, уравновешенный человек, который никогда не причинит вреда своему государству. Ему, уверен, удалось бы установить нормальные отношения и с восточным соседом. Ведь надо постепенно снимать, а не культивировать взаимное недоверие. С соседом надо жить по-соседски.
