Почему политическая элита плюет на мнение интеллектуалов?
Нужно ли вообще считаться с мнением выдающихся ученых? Можно ли создать процветающее общество, не учитывая их опыта и мнения? В августовском номере журнала LUUP эти и другие вопросы о настоящем и будущем Эстонии были заданы эстонским академикам Анто Раукасу, Виктору Пальму, Хиллару Абену, Айну-Эльмару Каазику, Энну Тыугу, Яану Эйнасто, Юхану Пеэгелю, Юло Яаксоо, Олаву Аарна, Димитрию Кальо, Эне Эргма, Борису Тамму, Валдуру Саксу и Пеэтеру Тульвисте.
В своем открытом письме, касающемся продажи Нарвских электростанций, академики взволнованно пишут: «Давайте не позволим повторить историческую ошибку, не допустим 25 августа 2001 года стать экономическим аналогом 23 августа 1939-го». Но правительство до сих пор так и не удосужилось ответить самым светлым головам эстонского государства. В чем же дело? Пеэтер Тульвисте говорит, что после Платона считалось, что философы не годятся для управления государством. В то же время, начиная со времен просвещенной монархии, было принято обязательно считаться с мнением ученых. «Нельзя принимать важное для государства решение, если его не понимает даже большинство академиков», - считает Тульвисте.
По мнению Валдура Сакса, то, считаются ли правители с мнением ученых, зависит от уровня развития общества. Аристотель, например, был домашним учителем Александра Македонского, но 12-15 столетий спустя ученых уже сжигали на костре, считая их вредными для общества элементами. В золотой век Возрождения ученые жили во дворцах. Промышленная революция сделала свое дело - науку и технику стали уважать. Но когда в игру вступила идеология, положение дел изменилось. В гитлеровской Германии ученых и знания ценили не очень высоко, и многие, особенно ученые еврейского происхождения, к радости американцев, эмигрировали в США. Сталину для индустриализации страны требовались хорошие технические специалисты, и ученые снова оказались в цене, хотя сохранялся идеологический контроль и они часто подвергались репрессиям, как было, например, в генетике и кибернетике. До конца существования СССР наука там находилась в чести и на хорошем уровне, а академики пользовались большим влиянием. С одной стороны, ученые - самая незащищенная социальная группа, с другой - отношение к ним отражает ситуацию в обществе в целом. В развитых демократиях, например, в США, Франции, у академиков большой авторитет и моральная сила воздействия. Очень часто академики являются советниками президента. Валдур Сакс приводит в пример биохимика Альберта Ленингера, в лаборатории которого он работал в молодости. Так вот, Ленингер был советником президента США Форда. Если экспертизу делают академики, к этому относятся серьезно.
Айн-Эльмар Каазик считает, что зачастую именно академики более компетентны в тех вопросах, которые далеки от сферы их деятельности, потому что лучше могут отделить пристрастное мнение от фактов. Причем ученые не обязательно должны быть при этом хорошими политиками. Во всяком случае, политики и исполнительная власть должны спрашивать мнение ученых, так как часто информация, которую ищут за границей, есть в Эстонии.
Виктор Пальм высказался довольно резко: «Если какая-то группировка изволит называть себя обществом и ставит целью захватить положение «элиты» в банановой республике, то ей приходится обходить за версту мнение ведущих ученых».
Эне Эргма считает, что если такое большое число ведущих ученых в чем-то сомневается, то власти предержащие должны рассеять эти сомнения. В ХХI веке выживут те государства, которые смогут построить общества, основанные на научных знаниях. К сожалению, считает Эне Эргма, нынешняя власть в Эстонии не дружит с наукой. Это прекрасно показывает отношение к высшему образованию и к науке, ее слабое финансирование по сравнению со странами-членами ЕС. Эне Эргма уверена - сегодня нельзя построить процветающее общество, не учитывая мнение народа.
А вот что думает Борис Тамм: «Просвещенные люди все же верят, что то, что говорят ученые, не совсем глупо. Но это не относится к людям, у которых чрезмерно велики собственные амбиции, которые определяют политику». Юло Яаксоо: «Умные правители не игнорируют мнение ученых». Анто Раукас: «Процветающее общество нельзя сегодня построить, наплевав на мнение ученых. Посмотрите, кто сейчас в советниках у президента США. Государство, в котором молодежь отдает предпочтение истории, восточным языкам и философии, в котором молодежь боится технических знаний и физической работы, не имеет перспектив».
Но почему же сегодняшние руководители Эстонии не интересуются мнением ученых? Борис Тамм: «Существует привычка спрашивать мнение у тех крупных фирм и банков, которые заинтересованы в сделке. Разумеется, они проводят анализ, но лишь тот, который нужен им. Вот почему объективный анализ, которого требуют академики, так «против шерсти». Одна из причин кроется в том, что наши высшие руководители не отличаются достаточно широким кругозором, уровень их образования оставляет желать лучшего». Анто Раукас считает, что без специалистов легче принимать решения. Ловить рыбку всегда проще в мутной воде. Айн-Эльмар Каазик: «Многие проблемы, запрограммированные на долгое время, иногда являются результатом просто-таки инфантильных иллюзий. Со смещением на неопределенное время сроков договоренности с Россией связано резкое сокращение экспорта в Россию; возврат собственности живущим за границей людям (чаще же - наследникам владельцев); сверхлиберальная алкогольная политика, «плоды» который мы только начинаем пожинать. Очевидно, правители отождествляют себя не со своим народом, а скорее с коллегами из десяти самых развитых стран мира».
Валдур Сакс считает, что у правителей другие интересы: «Если бы правительство не стало заказывать консультацию стоимостью в 70 миллионов крон, а обратилось бы за оценкой к Академии наук, то такой заказ стоил бы несколько тысяч крон или вообще ничего». Эне Эргма нынешние правители напоминают бывших руководителей СССР, которые были убеждены в собственной непогрешимости. К сожалению, считает Эргма, они не поняли, что означает демократическое государство. Если в демократическом государстве министр уходит в отставку, потому что рухнул какой-то старый мост (хотя при чем здесь министр?), то в современной Эстонии министр может делать очень много ошибок, за которые платим мы, налогоплательщики, но с самим виновником ничего не случается. Но Эргма считает что они, ученые, сами виноваты в том, что не были достаточно активны в политике. Есть, правда, отдельные исключения - академик Эндель Липпмаа и профессор Марью Лауристин, которые смогли быть активными политиками и учеными на высоком уровне.
Валдур Сакс считает, что для того, чтобы оценить роль ученых и науки по достоинству, должно пройти время: «Если мы хотим жить в культурном государстве, нужно избавиться от ленинского презрения к интеллигенции». Хиллар Абен: «Правительство стало тщеславным от похвал из-за границы, у него отсутствует самокритика. Если министры, принимающие глупые решения, остаются в должности, то нет смысла говорить о том, чтобы правительство прислушивалось к мнению ученых». Яан Эйнасто: «Часто нашими политиками руководит личная экономическая заинтересованность или жажда власти. Это доказывает невозможность отзыва руководителей государства или членов Рийгикогу. Это явление уже называют необольшевизмом. Большевики опирались на известную идею и проводили ее в жизнь, несмотря на последствия, объявляя инакомыслящих врагами».
Какие три самые острые проблемы стоят сейчас перед Эстонией? Энн Тыугу: 1) единение денег и власти, отрицающее закон, и следующая из этого слабость демократии (возникновение банановой республики); 2) преобладание материального над духовным; 3) алкоголизм. Пеэтер Тульвисте: 1) раскол в обществе; 2) чтобы наша восточная граница стала границей ЕС и НАТО. Анто Раукас: Растущая безработица, углубление этического кризиса (коррупция, отчуждение правителей от народа, девальвация человеческих ценностей, остановка научно-технического прогресса из-за нехватки квалифицированной рабочей силы. Яан Эйнасто: 1) низкая рождаемость и связанные с этим проблемы, в т.ч. бесперспективная политика в отношении неэстонцев и миграционных процессов; 2) расслоение общества и увеличение числа бедных; 3) геополитическая нестабильность между двумя мирами. Хиллар Абен: 1) социальное неравенство; 2) коррупция; 3) недооценка образования и науки. Юло Яаксоо: 1) приведение в порядок государственности; 2) присоединение к ЕС; 3) вступление в НАТО. Айн-Эльмар Каазик: 1) сокращение численности населения плюс снижение качества населения; 2) сосредоточение на посреднической деятельности и небольшое внимание развитию производства; 3) безоговорочное признание молодежной гедонической культуры. Димитрий Кальо: 1) приватизация, все, что с ней связано; 2) отношения с Россией; 3) социальная среда, особенно преступность и бедность. Эне Эргма: 1) отчуждение государства и народа; 2) нехватка профессионалов высокого уровня, вообще нехватка талантливых людей, потому что Эстония такая крошечная. Валдур Сакс: 1) все более демонстративная экономическая оккупация Эстонии и связанная с этим реальная утрата самостоятельности, власть народа быстро сменяется властью денег; 2) угрожающая демографическая ситуация; 3) чрезмерная идеологизация на фоне дефицита концепций - прежде всего это касается находящейся у власти «элиты». Борис Тамм: 1-2) приватизация железной дороги и электросистем; 3) несостоятельная система образования. Олав Аарна: недопустимо глубокое социальное и региональное расслоение, преступность и наркомания. Юхан Пеэгель: безработица, положение в сельском хозяйстве и на селе. Часть народа очень бедна.
