архив

"Молодежь Эстонии" | 06.11.01 | Обратно

Пушкин. Том седьмой. Страница 381

В эти дни в художественной галерее Посольства РФ в Эстонии проходит выставка «Энциклопедия художника» гостей из Москвы - живописцев Надежды Крестининойи Игоря Камянова. Гостей двое, потому двойным получилось и это интервью.

- Как и всякий большой город, Москву, из которой вы приехали с выставкой, можно назвать перекрестком многих художественных дорог. По какой движетесь вы?

Игорь Камянов: - На самом деле таких перекрестков в Москве немало, и мы с Надей, как нам кажется, стоим посреди одного из них. Есть искусство для салонов, есть стремящееся понять современность, наверно, мы тяготеем к нему.

Надежда Крестинина: - Ну да, мы занимаемся фигуративным пластическим искусством. Несмотря ни на что, несмотря на то, что все вокруг хоронят живопись, мы все равно упорно продолжаем ею заниматься, считаем ее живым делом, потому что по-прежнему можно открывать что-то новое.

- Вы люди близкие, родные, муж и жена, приехали не вдвоем, а даже втроем - с сыном Андрюшей. Предусматривает ли семейственность художественную полемику профессионалов?

И.К.: - Не только художественную. Мы же очень разные, потому что мужчина и женщина, потому что художники.

Н.К.: - На самом деле нас многое объединяет: подход к живописи, отношение к реальности. Наши работы достаточно абстрагированы, но не абстрактные. Мы хорошо понимаем, что делает каждый из нас, нередко советуемся, но при этом, естественно, каждый старается отстоять свое. Игорь, например, считает, что цвет сегодня - это уже не актуально, а я так не думаю, я чувствую цвет..

И.К.: - Погоди, никто не говорит, что цвет это неактуально, дело в его качестве, количестве, в том, какое место ему отведено, когда мы говорим о первом впечатлении от картины, о втором, о третьем. Я же тоже работаю с цветом, но при этом стараюсь его как бы прятать. Постойте перед картиной пять-десять минут, и цвет появится.

- Обычно в дискуссии между мужчиной и женщиной последнее слово всегда почему-то остается именно за женщиной, которая, получается, всегда права. Ваша ситуация, разумеется, не исключение?

И.К.: - Абсолютно не исключение.

Н.К.: - Не знаю... Не уверена... Поскольку живопись все-таки дело интимное, то я для себя права, а Игорь, наверно, прав для себя. В принципе у мужчины и женщины разное отношение, разный подход ко всему, к любому делу. Вот Игорь сначала должен придумать работу, пока не придумает - делать не будет. Я же наоборот - хватаюсь за кисть и начинаю мазать. Все рождается потом на холсте. Словом, совершенно разные подходы. Потому убеждать и настаивать - какой смысл?

И.К.: - Все вообще-то получается несколько иначе: сначала я действительно веду работу за собой, но потом уже она сама начинает вести себя, а мне уже ничего не остается, как со всем соглашаться и подо всем подписываться. Так все само собой и получается.

- Сегодня художественным делом, по-вашему, интересно заниматься?

И.К.: - Очень. Хотя и очень трудно. Поле живописи сузилось. Если же говорить всерьез, то есть как бы живописная практика, а есть еще искусство живописи, и об этом уже так много сказано, так тут тесно, что вроде бы уже не осталось места для новых высказываний. Хотя место, может, и есть, но его слишком мало. Потому и трудно, но все равно интересно.

- Игорь, вы вспоминали, что перед поездкой в Таллинн в голове сразу стали роиться давно знакомые имена эстонских художников. Что вам известно о сегодняшнем эстонском искусстве?

И.К.: - Действительно, приехал сюда, и сразу вспомнились прекрасные художники Пеэтер Мудист, Энн Пылдроос, Олав Субби, Тоомас Винт, Николай Кормашов. Видите, как много имен долгие годы удерживает память, и вспомнились они легко, без напряжения. А ведь не видел их работ в Москве уже лет 15. Жалко...

Н.К.: - Я вот современное эстонское искусство совсем не знаю. Нет практически никакой информации. То есть, наверно, все же какая-то есть, но не доходит. А выставки эстонских художников в Москве стали редкими.

- Если Игорь хочет рассказать на холсте сразу о 300 разных книгах, то вы, Надя, привезли несколько работ из серии «Буквицы». Получается, как с поговоркой о поповой дочке: кто любит книгу, кто букву...

Н.К.: - Вообще-то, буква представляется кирпичиком, с помощью которого строятся слово, язык, письменность. Но на самом деле все возникло спонтанно: гуляла, смотрела, увидела двоих ребят и подумала, что, стоя рядом, они похожи на букву М. А тут мы как раз делали одну выставку про книги, и идея показалась мне подходящей. И я стала делать цикл, в основе которого лежат простые вещи: смотришь - голубь уселся в луже и похож при этом на букву Д. Так буква начинает возвращаться к своему началу. Чем она была в Древнем Египте? Изображением птицы, животного, предмета... Но потихоньку освобождалась от плоти и превращалась в скелетик. А теперь я решила снова нарастить на нее плоть. Обычно пишу долго, от наблюдения до картины может пройти год, а тут пишу практически с натуры.

- И для вас буква не образ, не метафора?

Н.К.: - Может быть, пластическая...

И.К.: - Когда у нас была выставка на эту книжную тему, то на все вопросы отчего да почему отвечали, что мы - художники русские, а русское искусство предельно литературно, в нем сюжет, рассказ, какое-то поучение, не зря же половина смысла картины чаще всего заключена в названии. Есть же такая картина «Хороший человек была бабка Анисья». Но нам, хоть мы тоже русские художники, ближе пластический подход, где сюжет не самое главное, не самое интересное. И вот мы загружаем наши пластические экспозиции литературными смыслами.

- А что означают целых 300 книг, которые вы собираетесь изобразить? Список не огласите?

И.К.: - Шутку они означают. Книжки-то есть, но я не считаю каждую написанную отдельно или тем более стопками, развалами. Тут нечто иное. Была, например, работа под названием: «Пушкин, том седьмой, страница 381», но никакого текста, разумеется, прочесть было на ней нельзя.

- Так это прикол такой получается?

И.К.: - Прикола тут процентов 25.

Н.К.: - Когда мы находимся в мастерской, то представляем из себя на редкость серьезных живописцев. Да, Игорь? Но когда делаем экспозицию, то стараемся этот серьез как-то разбавить. В ЦДХ у нас однажды была выставка «Живопись с пояснениями». Это была чистая провокация, к каждой достаточно непонятной картине мы рисовали конкретный графический лист - «Собака», «Идет дождь», «Яичко» и - стрелочку-подпись. Шутки шутками, но в ЦДХ к нам подходили и благодарили со словами, что теперь понимают современную живопись. Так что, наверно, каждому художнику нужно делать такие рисунки с объяснением своих картин.

- Слушаю вас и думаю: вот наконец встретил серьезных людей, которым весело живется. Весело?

Н.К.: - Стараемся. Зачем же иначе быть художником? Можно, конечно, ходить на службу, получать большие деньги, но - скучно.

- Ну вот, на ровном месте от вас ни за что ни про что досталось людям, которые аккуратно ходят на службу, занимаются там полезным делом.

Н.К.: - Ну что вы! Мы им завидуем: встал утром, пошел на работу, к шести кончил трудиться, все хорошо - гуляй! А художник в деле все 24 часа, и если ему невесело работается и живется, то надо бросать. Но вообще, чтобы быть художником, к таланту нужно 60 процентов ослиного упрямства.

- Надя, как бы вы буквально в двух словах определили творчество Игоря?

Н.К.: - Мне кажется, у него умные картины. Всегда, когда на них смотрю, думаю: как это здорово придумано.

- Игорь, теперь вы.

И.К.: - Лучше не скажу...

 

Николай ХРУСТАЛЕВ