"Молодежь Эстонии" | 05.04.02 | Обратно

Останемся ли русскими?

Сегодня с Сергеем Геннадьевичем ИСАКОВЫМ беседует журналист Нелли КУЗНЕЦОВА.

— В последнее время, перестав быть депутатом парламента, вы как будто отошли от политики, Сергей Геннадьевич. Однако ваша общественная деятельность продолжается. Да иначе и быть не может... Слишком много проблем, и, похоже, они вас не отпускают. Скажите, что вас особенно тревожит как ученого, общественного деятеля, просто как человека?

– Видите ли, политиком я себя никогда не чувствовал. Это как-то вне сферы круга моих интересов. Хотя не буду отрицать, что, работая в парламентской комиссии по образованию и культуре, кое-что все-таки сделал. Но то, чем приходилось там заниматься, я считаю жизненно важным для людей, для русскоговорящего населения. И это было достаточно трудно, скажу я вам, – работать в этой комиссии. Чтобы противостоять напору большинства, а вы знаете, каким было и каким остается соотношение сил в этой комиссии, вообще в парламенте, нужна определенная смелость, упорство, убежденность. Это я не о себе, это о тех русских депутатах, кому приходится и еще придется заседать в парламенте.

А что тревожит? Как ни странно, меня волнует, пугает сейчас даже не политика властей. В конце концов, она становится более либеральной. Это мы должны признать. Все-таки еще лет 5-7 назад политика властей была такой, знаете ли, твердокаменной, дубовой, направленной прежде всего на вытеснение, выдавливание русских из Эстонии. Теперь говорят уже об интеграции, о мультикультурности...

— Ну, некоторые, говоря об интеграции, явно имеют в виду ассимиляцию...

– Это отдельный разговор... Но согласитесь, нынешняя ситуация уже, пожалуй, не столь страшна, как, скажем, 5-7 лет назад. Тревожит другое. Меня прямо-таки пугает индифферентность, пассивность, явно просматривающееся равнодушие самих русских к своей культуре, ее сохранению, сохранению своего национального идентитета. Ведь нам никуда не уйти от того бесспорного, уже очевидного факта, что около 20 процентов родителей отдают или хотят отдать своих детей в эстонские школы. А это значит, что из них уже получатся если не эстонцы, – кстати, эстонцы никогда не получатся, – но, во всяком случае, уже не люди русской культуры.

— Скорее маргиналы, люди без корней, без ощущения своей основы...

– Да, бог знает, на какой периферии местной культуры. Или вообще люди без культуры, без традиций... Вот это, по-моему, самое печальное, я бы даже сказал, самое страшное.

— А почему это происходит, как вы думаете? От запуганности русскоговорящего населения, того безмерного давления, которое все эти последние годы оказывалось на него, или, может быть, от того, что, как считают некоторые специалисты, у нас здесь слишком тонок слой русской интеллигенции?

– Я думаю, тут наслаивается несколько причин. Одна из них, действительно, очень серьезная, заключается именно в том, что слой интеллигенции, настоящей, элитарной, что ли, интеллигенции, в самом деле очень тонок. В отличие, скажем, от ситуации 20-30-х годов, когда русского населения здесь было значительно меньше, чем теперь, но прослойка интеллигенции, русской эмигрантской интеллигенции была очень сильна. Эти люди гордились тем, что они русские, стремились, несмотря ни на что, сохранить свой национальный идентитет.

Кстати, должен сказать, что очень многие эстонцы в кулуарах не раз говорили мне о своем негативном отношении к прекращению гимназического образования на русском языке, утверждали, что это неверный, ошибочный шаг, сожалели, что такое решение принимается. Дважды мне говорил об этом и бывший президент Эстонии Леннарт Мери. Однако открыто, публично на эту тему осмеливались высказываться лишь единицы. Хватило бы, пожалуй, пальцев на одной руке, чтобы перечислить этих людей. Так вот один из тех, кто открыто выступал против закрытия русских гимназий, известный литературовед Калью Лехт как-то рассказал, что беседовал с тремя русскими людьми, авторитет которых в эстонской среде бесспорен. Это были: знаменитый баскетболист, заслуженный мастер спорта, капитан сборной СССР по баскетболу Иоанн Лысов, судья международной категории по баскетболу, тоже чрезвычайно уважаемый человек в эстонском обществе Ярослав Дудкин. И это был Лео Шоттер, известный тартуский врач-офтальмолог. Так вот все они окончили русскую гимназию, хотя великолепно владели эстонским, им по степени владения языками могло быть все равно, в какой школе учиться. Однако все они удивились, когда Калью Лехт спросил их, почему они пошли именно в русскую гимназию. Не сговариваясь, они дали один и тот же ответ: «А как – иначе? Мы же люди русской культуры...» Вот такой была позиция русской интеллигенции довоенных лет в Эстонии.

— Очевидно, вы и о себе могли бы сказать нечто подобное...

– Да, в общем, и о себе тоже... Увы, позиция нынешней нашей интеллигенции, боюсь, не совпадает с той, о которой я только что говорил. Это одна из причин тревожащей пассивности русского населения.

А другая, очевидно, в том, что все мы или, во всяком случае, большинство вышли из советского прошлого. Быть может, вы не помните, но где-то в середине 80-х годов в Эстонии был проведен социологический опрос: «Представителем какой национальности вы себя ощущаете?». Я, быть может, чуть-чуть ошибусь в цифрах, но тенденцию передаю точно. Примерно 76-78 процентов русского населения ответили, что они чувствуют себя представителями советского народа. И только 13 процентов посчитали себя русскими. А в эстонской среде все было как раз с точностью до наоборот. Я думаю, что все это, то, что воспитывалось тогда, вот так и сказывается теперь.

Но, конечно, что и говорить, влияет обстановка. Все-таки, действительно, русские поставлены здесь в положение людей второго сорта, им закрыты пути на многие должности и уж, тем более, в правительство, в высший государственный аппарат. Как к этому должны относиться люди?

Хотя, я думаю, вот такая насильственная эстонизация пользы никому не принесет. В том числе и тем, кто на это согласился. И если уж говорить об эстонцах, то они, думаю, будут уважать прежде всего тех, кто, оставаясь русским, сохраняя свою культуру, свой язык, овладел эстонским, знает культуру народа, среди которого живет.

— Помните, Юрий Мальцев, бывший прежде руководителем общества русской культуры, на одной из конференций привел в пример результаты интереснейшего исследования. Оказалось, что люди, жившие здесь, в Эстонии, до 1940 года, больше ощущали себя русскими, чем их дети, живущие теперь, вообще представители нынешнего поколения... Хотя тем, наверное, было труднее, чем нам.

– Да, они смогли как-то сохранить себя... Меня пугает, меня чрезвычайно тревожит то, что русский язык оказался и на государственном, и на прочих уровнях вытесненным на периферию жизни. Это, я убежден, принципиально неверно. И тот крик, который поднимают по поводу русского языка националистически настроенные эстонские круги, ничем не обоснован.

Должен сказать, что в пору моего депутатства в Рийгикогу мне часто приходилось бывать на разного рода международных конференциях, семинарах, симпозиумах. И сочувствие европейцев, представителей стран ЕС, как мы чувствовали, всегда было на стороне русскоговорящего меньшинства, что бы ни говорили об этом сами эстонцы.

Но вот что существенно... Все же я думаю, что в нынешней ситуации, в том, что происходит сейчас с нами, с русскоговорящим населением, власти можно винить лишь процентов на 30. Больше виноваты мы сами. Не можем объединиться, не умеем сорганизоваться, не научились выступать коллективно в защиту своих прав, собственных интересов. Если бы этого не было, если бы мы сумели преодолеть свою разобщенность, пассивность, мы могли бы добиться гораздо большего для себя, чем добились сейчас.

— А движение соотечественников, на ваш взгляд, могло бы тут сыграть существенную роль? Как вы относитесь к деятельности СОРСЭ?

– Мне кажется, что Союз объединений российских соотечественников придерживается пока единственно правильной, по-моему, линии: не лезть на рожон, не вступать в конфликт, зачастую совершенно ненужный, с властью, а спокойно делать свое дело, искать пути решения проблем, работать на консолидацию русскоговорящего сообщества. И было бы очень хорошо, если бы удалось сохранить такой стиль и впредь.

— Вы ведь знаете, очевидно, что в Эстонии создаются два Русских лицея. Как вы относитесь к этой инициативе СОРСЭ?

– Я пока не очень хорошо знаком с этой проблемой и не знаю, что, собственно, должны представлять собой эти лицеи. Но даже если получатся просто настоящие хорошие русские гимназии, это тоже полезно. Только не нужно, чтобы они превратились в эдакие элитарные учебные заведения для богатеньких, как это уже происходит с некоторыми эстонскими гимназиями.

— Мы говорим сегодня с вами о прошлом, настоящем, а может быть, и о будущем русской культуры, русских людей в Эстонии. Но вы ведь, насколько я знаю, работаете сейчас над интереснейшей книгой. Что это? Расскажите, пожалуйста...

– Да, я, действительно, работаю сейчас над воплощением в жизнь своего давнишнего замысла. Это антология произведений русских писателей, живших в Эстонии в 1918-1940 годах. Считается, что их не было. Но они были... В лучшем случае мы знаем лишь одного Игоря Северянина. Но в те годы здесь, на эстонской земле, было по меньшей мере 30 авторов, заслуживающих, чтобы о них говорили, чтобы с их произведениями познакомились. Кстати, некоторых издают... Но только почему-то не у нас.

Должен сказать, что судьба многих из этих писателей была крайне грустной, даже трагической. Подавляющее большинство из них погибли в сталинских лагерях. Некоторые были расстреляны, как, например, великолепный прозаик Василий Никифоров-Волгин. Некоторые в 1944 году вместе с большим потоком эстонцев эмигрировали на Запад. И стали, между прочим, там, на Западе, крупнейшими поэтами так называемой третьей волны русской эмиграции.

Никифоров-Волгин успел в Эстонии издать два сборника стихов. Потом в Америке вышли репринты этих изданий. А теперь, когда самого поэта уже нет, его стихи издаются в России. В Эстонии же о нем ничего не знают.

Из тех же, кто в 44-м уехал из Эстонии на Запад, по крайней мере, два поэта считаются крупнейшими представителями русской зарубежной поэзии, которая сформировалась после Второй мировой войны. Речь идет о Юрии Иваске и Борисе Нарциссове... Они, как авторы, входят буквально во все антологии зарубежной литературы, выходящие на Западе. И, кстати, в России тоже...

— А мы, увы, ничего об этом не знаем... Для нас все это — terra incognita, неизвестная земля. А жаль... Ведь это наше прошлое, наше духовное богатство, наша, быть может, национальная гордость...

– Конечно. Кое-что из того, о чем я говорю, публиковалось в наших журналах – «Вышгород», «Таллинн», «Радуга». Но широкой публике все это неизвестно. Наша идея, идея этой антологии как раз и заключается в том, чтобы познакомить читателей с этим периодом, с нашим прошлым, с нашим же культурным богатством.

Я говорю «мы», «наша идея», имея в виду издателя Валентину Кашину, которую так же, как и меня, увлекла идея создания этой книги. Она делает это на свой страх и риск, поскольку, я думаю, особенного дохода это ей не принесет. И я могу здесь, на страницах газеты, выразить лишь свое восхищение этой женщиной, свое уважение к ней, к ее смелости, убежденности...

— Людям, взявшим на себя миссию просветителей, всегда нелегко. Но все мы понимаем, что это чрезвычайно нужное, полезное дело. И я убеждена, что, может быть, не сразу, но люди это оценят в полной мере...

– Но я все-таки думаю, что это будет по-настоящему интересное издание. Книга будет разнообразной по тематике. Там будут, например, представители литературы-модерн, будут авторы, тяготевшие к такой сюрреалистической словесности, будут и традиционные реалисты.

И вот что любопытно... Среди этих авторов были и этнические эстонцы, которые, однако, писали свои произведения на русском языке и считали себя представителями русской культуры. Как, например, Борис Тагго, обычно выступавший под псевдонимом Новосадов. Можно назвать и Карла Гершельмана, явно имевшего немецкое происхождение, но тоже искренне считавшего себя русским поэтом...

Словом, рассказывать можно очень долго. И все это очень интересно.

— И очень важно... Будем с нетерпением ожидать выхода этой книги в свет. Это будет для нас открытием глухого, темного прежде периода нашего прошлого. Спасибо вам, Сергей Геннадьевич...