"Молодежь Эстонии" | 12.12.02 | Обратно

Буква и слово партии

Можно бесконечно долго рассуждать о том, почему столь необходимое слово «русская» не появилось в названии партии в день ее учреждения, и приводить всевозможные доводы в оправдание этого. Мол, к тому времени уже существовала Русская партия Эстонии, и отцы-учредители никак не хотели, чтобы кто-то находил у новорожденной сходство с нею, на тот момент сильно выделявшейся именно русофильством, временами перераставшим в эстофобию. Еще один аргумент — это апелляции к многонациональному составу русскоговорящего меньшинства и принципу открытости партии перед представителями всех национальностей, включая эстонцев. Партия, дескать, создана не по национальному признаку.

Однако если вспомнить политическую погоду, стоявшую на дворе в конце 1994 года, опасения включить в название партии слово «русская» станут вполне понятными и объяснимыми. Это был страх вызвать раздражение у эстонского большинства, включая пребывавших у власти политиков, которые могли найти сколько угодно поводов организовать травлю только-только народившейся организации, отказать ей в регистрации и т.д.

Хотя в целом ОНПЭ и ее лидеры на протяжении всех восьми лет существования вели себя более чем политкорректно, от враждебных выпадов, если представлялся случай, отсутствие русского атрибута в названии партии не спасало.

Попытки внести уточняющее русское дополнение в название партии предпринимались и прежде, но разбивались о все тот же страх вызвать раздражение к партии извне и о все тот же превратно понимаемый принцип национализма внутри самой партии. Дескать, а как же быть с входящими в партию эстонцами, украинцами, белорусами, евреями... Короче, все оставалось на своих старых местах, что было на руку тем представителям эстонского истеблишмента, которые, походя, замечали, что одним из недостатков партии является неопределенность ее названия. По сути, мол, является русской партией, а название этого не отражает.

Суть партии, предполагали ее учредители, отражена в двух словах: «объединенная и народная». По поводу последнего спорить не будем, что же касается «объединенной», то тут рациональное зерно есть. В пору появления на свет партия была призвана заменить или занять место тех организаций, которые претендовали на роль выразителя интересов русскоговорящего меньшинства в Эстонии. Достаточно вспомнить последовательно возникшие, а затем сошедшие с арены Интердвижение, Объединенный совет трудовых коллективов, Представительную ассамблею. Каждое из этих образований несло в себе правозащитную идею, которую, как показывает практика, необходимо отстаивать и сегодня. От партии, о которой речь, эти общественные организации отличались тем, что не имели доступа в официальные структуры власти. Появление партии такой доступ могло открыть и открыло.

Насколько удачно новая партия смогла справиться с правозащитной функцией? Тут есть о чем поговорить. Сами лидеры партии всякий раз, когда с ними об этом заговаривают, охотно перечисляют все смягчающие подвижки в законодательстве, касающемся языка, гражданства, видов на жительство, образования, культуры и т.д. и т.п.

Но подвижки настолько эфемерны и несущественны, что о них всерьез и говорить-то неловко. Русский язык, родной для каждого третьего жителя Эстонии, как был, так и остается одним из иностранных языков. А сам Закон о языке продолжает существовать не столько как акт защиты лингвистических прав титульной национальности, сколько как инструмент ущемления меньшинства.

То же самое можно сказать о политике предоставления гражданства, Законе об иностранцах и прочих основополагающих актах, касающихся правового статуса русскоговорящего населения. Если какие-то косметического толка изменения и произошли, то вопрос результативной причастности к ним данной партии весьма спорен.

Заглавное слово «Объединенная» в названии партии изначально, видимо, предполагало, что под ее знаменами соберутся все политически активные представители русской общины Эстонии. Однако такого не произошло. В последние годы, наоборот, началось дробление русского политического спектра. Было бы ошибочным утверждать, что старт этому дало появление восемь лет назад Объединенной народной партии. Ее рождение стало, скорее, прецедентом, свидетельствующим о том, что в Эстонии возможно существование более чем одной русской партии. А вот возникновение новых — это уже критика деятельности существующих организаций.

Выступая, по сути, за одно и то же, две продолжительное время существовавшие бок о бок партии так и не смогли найти общий язык. Они то вместе, то порознь выходили на выборы. То сливались во фракционном экстазе в парламенте и местных органах власти, то, разругавшись вдрызг, расходились. Под чахлыми оливами русского политического Олимпа шла бесконечная грызня внутри руководства партий, между их лидерами. В итоге терново-лавровый венец главного русского лидера так и остается бесхозным.

Зато за это время в итоге внутрипартийных разборок от ОНПЭ откололся Сергей Иванов, прошедший в парламент по ее списку. Образовал совершенно не понятную никому Русско-Балтийскую партию, которая, не дожив до нового парламентского цикла, успела пережить, как мы теперь понимаем, два дворцовых переворота, раскола. Сам Иванов на правах «казака-одиночки» слился с реформистами. И это при всем при том, что его уход из ОНПЭ и появление Русско-Балтийской партии приветствовались, прежде всего, Исамаалийтом, в то время пребывавшим у власти и сильно тосковавшим по наличию в своих рядах русского крыла.

Уход Иванова и возникновение под его водительством Русско-Балтийской партии — суровый урок для ОНПЭ, в чем многие из ее лидеров до сих пор не хотят признаваться. Можно метать стрелы, разражаться гневными филиппиками в адрес перебежчиков и предателей, но от этого будет мало толку, если не получим ответа на незатейливый вопрос: «Почему?» Почему партия лишилась одной из самых заметных фигур? Почему при наличии без малого ста тысяч потенциальных избирателей на парламентских выборах партия вечно то еле-еле переползает через пятипроцентный порог, то так и не одолевает его. Причем если переползает, то лишь в связке с другими. А на минувших муниципальных выборах, когда к гражданам прибавились и обладатели постоянных видов на жительство (преимущественно представители некоренных национальностей), ОНПЭ и вовсе оказалась в аутсайдерах.

Немало сказано не только о перебежчиках, но и о том, что партии мешает ее изначальная оппозиционность. Имеется в виду, что даже при максимально благоприятном стечении обстоятельств она может рассчитывать на 10-15 мест в парламенте. И вряд ли войдет в правящую коалицию. Кроме того, многие цели, которые она ставит перед собой, крадутся эстонскими партиями. Это позволяет им привлекать голоса русских избирателей и загонять русские партии на политическую обочину. В конечном счете у обывателя создается и поддерживается мнение, что бесполезно голосовать за русские списки, от них все равно ничего не зависит, все сделают без них.

Мнение глубоко ошибочное, так как на практике выходит, что не столько делают, сколько обещают. Об этом, кстати, и на съезде ОНПЭ говорилось. Русскому обывателю много ведь не надо. Достаточно ласкового слова. Мол, отодвинем срок перехода русских гимназий на эстонский язык на несколько лет. И отодвинули. До 2007 года. А закон-то каким был, таким и остался. То же самое касается и Закона об иностранцах, о гражданстве, о языке. Да те же центристы с безумством храбрых обещают и либерализацию предоставления гражданства постоянным жителям республики. Пообещали, помнится, снять все препоны на пути воссоединения семей. А уж про то бесстыдство, которое устроили с Русской православной церковью, и говорить не хочется. Зарегистрировали церковь так, что датой ее рождения стал не день, год или век появления православия в Эстонии, а момент регистрации устава. Отобранные у церкви храмы ей же самой сдали в аренду и назвали это решением спора о церковном имуществе. Теперь вешаем всем на уши лапшу о том, что все сделано по справедливости и какой-то тысячелетний спор решен в крайне сжатые сроки. Теперь, мол, патриарх может смело ехать поклониться могилам предков и освятить своим визитом архиправедное решение вопроса о православной церкви. И наведаться в родные пенаты Алексию не дают только более срочные дела, а в последнее время еще и некоторое недомогание. Удивляет молчание депутатов и руководства ОНПЭ. Или они тоже считают такое решение церковного вопроса единственно справедливым вариантом?

И последнее. Съезд достаточно четко и даже несколько жестко показал, что в рядах ОНПЭ не все благополучно с дисциплиной и пониманием ее необходимости. Два штришка. Когда обсуждался вопрос об изменении названия партии, один делегат вдруг заявил, что не имеет полномочий от направивших его на съезд товарищей из низовой организации. Как это понимать? Если верить уставу, то съезд является высшим руководящим органом партии. О каких отдельных полномочиях может идти речь? Или та низовая организация не является частью всей партии? Или партия не единое целое, а некая конфедерация низовых организаций?

Эпизод второй — это демонстративный выход из партии и зала работы съезда Лейви Шера. Его обиды на партию, оставившую его без гласной и реальной поддержки, понятны, тем более, что перед этим с трибуны съезда как раз об этом говорилось. Но что означает такой демарш в свете партийного устава? Ведь в партию принимает не съезд. Равно как и не съезд освобождает от членства или исключает из партии. Но зато эффектно. Впрочем, в том отчаянном положении, в котором оказались Шер и Панченко, это как раз то, что и требовалось.

Но в любом случае устав должен быть главным документом, регламентирующим отношения внутри партии. О нем, похоже, нередко забывают. На зато помнят центристы, отечественники. В их рядах не в пример ОНПЭ дисциплина железная. И свое особое мнение после принятия решения большинством разрешается иметь лишь в одном случае — если впредь не намерен состоять в этой партии.

Александер ЭРЕК