архив

"МЭ" Суббота" | 02.02.02 | Обратно

Нельзя блистать на тусклом фоне, не получится

Актер Олег Рогачев сыграл на сцене более ста ролей. И другого театра в его жизни никогда не было. Было кино, телевидение, а театр – единственный, Русский драматический. И работы свои он скрупулезно не подсчитывает, говорит, что главных было не так уж много, все больше роли второго плана. Меж тем публика наша его хорошо знает и очень любит. За что он, актер Олег Рогачев, очень ей благодарен. И, конечно же, благодарен по жизни своему театру, чьи стены хранят память о замечательных людях, которые здесь творили.

Актерская судьба

- Театр – удивительное место за земле: ничто здесь не проходит бесследно. И все, кто в театре работает, это ощущают. У нас у каждого в гримерке свое место. И вот после того, как ушел из жизни замечательный артист Борис Трошкин, в нашей гримерке его место год никто не занимал. Потому что его дух, его энергия живет здесь, с нами и останется навечно. Так со всеми происходит, потому и жив театр.

Не мною сказано, что театр – храм, и это правда, во всяком случае, я это ощущаю. Но помимо того, театр – это еще и место, где люди живут, профессия у нас такая. Вот я где живу? У меня есть квартира на Ласнамяэ и есть вот этот дом, где проходит вся моя жизнь. Практически нигде больше и не бываю: там – здесь, там – здесь. Иногда выхожу с сыном к речке прогуляться, подышать и опять – сюда, в театр. И все, что происходит здесь, воздействует на меня, а все, что происходит со мной, влияет на этот дом. И ноги сами сюда несут: вот, кажется, выходной, нет спектакля, нет репетиции, а ноги сами сюда несут: посидеть в баре, выпить чашку кофе, сигарету выкурить – теперь можно и дальше идти. А так, чтобы мимо пройти, хоть день отдохнуть от театра, не видеть, не знать – желание такое иногда возникает, но осуществить его не получается.

- По-моему, вы один из тех, в сущности, немногих артистов, которые никогда не сидели без работы.

- И слава Богу! Потому что невостребованный артист – это огромная трагедия, это трагедия, которую словами не передать. А вот если ты нужен, это действительно счастье. Да, тяжело, иной раз тяжело непосильно, но зато получаешь такую внутреннюю энергию, с которой ничто не может сравниться. И только в актерской семье это могут по-настоящему понять.


Театральный ребенок

- Ваша жена Светлана Дорошенко – актриса, и сын тоже, можно сказать, работает в театре.

- Сейчас немножко меньше, чем раньше, но вот в «Идиоте» играет, уже второй костюм ему сшили: растет.

- Можно сказать, растет на сцене.

- Театральный ребенок — это совершенно отдельное понятие. Он очень самостоятельный, очень развит, интеллектуально, физически. И с себя привык спрашивать, как взрослый человек. Как нормальный артист, требователен к себе, к своей речи, к своему внешнему виду, к своей форме, к духовному развитию. Станет ли он артистом? Не знаю. Не знаю, есть ли у него та единственная тяга, без которой в нашей профессии делать нечего. А способности – есть, и разные. И когда я начинаю думать о его дальнейшей судьбе, честно говоря, напрягаюсь, потому что ответа не нахожу: предрасположенность у Егорки есть ко всему, в школе хорошо учится, и спортсмен, и музыкой занимается, и на сцену выходит – все на данном этапе получается, и нет такого, что бы его неотвратимо тянуло. Не знаю, кем он будет, и, честно говоря, это меня волнует.

- Родители к нему строги?

- Так ведь надо к детям строго относиться, и поощрять надо, и хвалить, и посюсюкать нелишне.

- К вам именно так в семье относились?

- По-разному относились. Но если что-то есть у меня внутри, значит, кто-то вложил. Насколько помню, воспитание мое было жесткое, и наказывали частенько, ну, и я тоже был не подарок. В семье нашей я первый стал актером, а клан у нас большой, и, очень долго живя в Эстонии, деревенские русские традиции сумели сохранить. А в деревне, сами знаете, какие традиции по части воспитания…

- Зато на сцене есть откуда черпать.


Если наличествует душа

- А на сцене все просто: наличествует в пьесе, как вот в «Свадебном марше», душа – есть откуда черпать, нет души – беда! Хотя, конечно, все должно соотноситься с твоей собственной индивидуальностью. Глупо говорить, что я как актер где-то что-то подсматриваю, у того-то беру для своего героя доброту, у того-то жесткость характера – такого нет и быть не может. И вообще не понимаю, что такое – более яркая или менее яркая роль. Яркость может возникнуть в результате. Или не возникнуть. И не от меня это зависит: театр – искусство коллективное, там не бывает, что один вдруг заблистал, а все остальные серые. Спектакль удался – это удача всех, а не удался – общий провал. Нельзя блистать на фоне тусклости, это бред.

- Говорят, что если в театральном капустнике не будет участвовать Олег Рогачев, капустника просто не получится.

- Вот неправда! У нас в театре много людей, которые делают это замечательно и гораздо интереснее меня. Просто на капустнике проверяется твое отношение к театру, я так думаю. Случаются они у нас не так часто, и, как правило, делают капустники для себя, для нашей жизни в театре. Буквально два или три «капустных» спектакля делались для зрителя, а так все для внутреннего, так сказать, пользования, для того, чтобы нам интереснее, веселее жилось.

- Но я заметила, что в театре есть свой слаженный «капустный» коллектив: Лидия Головатая, Светлана Дорошенко, Лилия Шинкарева, Елена Яковлева, Олег Рогачев, наверное, кого-то еще забыла…

- Ну, конечно, есть. Как-то так складывается, что у одних есть к этому склонность, у других – нет, у кого-то получается, а кому-то не совсем дано. Это как Дед Мороз – не каждый ведь хочет и может примерить на себя этот образ.


Ролей много – жизнь одна, актерская

- И сколько же времени вы его примеряете? Лет двадцать уже?

- Да, уже двадцать первый год живу Дедом Морозом.

- Надоело?

- (Тяжело вздыхает) Начинается в середине декабря сезон новогодних елок и утренников – все внутри сжимается, думаешь, ну, зачем мне это надо, не хочу, надоело, когда же все это кончится! А к середине января уже совсем другое чувство охватывает: елки зеленые, неужели финиш, а ведь можно было бы еще с детьми поиграть, столько сил накопил, столько энергии!

- Импровизируете?

- А как без этого? Дед Мороз – это ведь роль, настоящая роль, рассчитанная на импровизацию.

- Комическая роль?

- Драматическая, я бы так сказал. Но стараемся, чтобы было по возможности смешно. Однако ситуации возникают разные, трагические тоже бывают. Однажды был у меня утренник, играем мы с детьми, поем, танцуем, стихи читаем, загадки всякие разгадываем. А один мальчишечка ни на шаг от меня не отходит, в глаза заглядывает, на все вопросы первым отвечает, прилип буквально. Наступило время подарков: всем уже вручил, а ему подарка не хватает. Смотрю в пустой свой мешок и натурально холодным потом покрываюсь. И мальчишка – глаза огромные, удивленные – на меня внимательно смотрит. Вижу, слезы у него наворачиваются, и сам уже чуть не плачу. «А для тебя у меня есть отдельный подарок», — говорю я, бросая красноречивые взгляды в сторону воспитательниц. Благо, они быстро сообразили, сразу куда-то побежали. Давай, говорю, сначала мы сейчас с ребятами еще на прощание поиграем и попоем, а потом уж я тебе вручу личный «дедморозовский» подарок. Взял его за руку и до самого конца утренника уже не отпускал. Потом мы с ним пошли наверх, воспитательницы принесли подарок, совсем в другом пакетике, видно, у них для разных групп были разные упаковки, — я ему торжественно вручаю и говорю: «Ты сегодня замечательно поработал, и Дед Мороз тебя за это отличил». Вы бы видели, какой радостью осветилось его лицо! А ведь все было на грани самой настоящей трагедии!

- В театре так бывает?

- В театре все бывает. Главное – чтобы была работа.

- У вас работы хватает. Значит, все хорошо?

- Нормально. Нормально…

Беседу вела
Элла АГРАНОВСКАЯ