Очередную годовщину Тартуского мира мы отметили как всегда. Как безоговорочную победу Эстонии, принудившей Россию выписать «свидетельство о рождении» первого в многовековой истории эстов собственного государства.
Ничего, что заключенный 82 года назад Юрьевский мирный договор с переименованием города у нас перекрестили в Тартуский. Это мелочь, хотя Поска и Иоффе подписывали договор в Юрьеве, который и дал название судьбоносному для Эстонии трактату. Интересно, как бы мы, да и не только мы, отнеслись у тому, что заключенный в начале XIX века и гораздо более известный в истории Тильзитский мир вдруг вместе с переименованием города превратился бы в Советский. А знаменитая Сталинградская битва стала Волгоградской, Ленинградская блокада — Санкт-Петербургской?
В связи с Тартуским миром мы любим вспоминать о тех двух с половиной тысячах квадратных километров, что отошли к Эстонии в Занаровье и Причудье. Правда, перестали требовать у России возврата этих «исконно эстонских» земель. Стараемся не заострять внимание на том, каким образом эти километры вошли в состав Эстонии.
Правда, лет девять-десять назад промелькнуло признание, что все дело в линии фронта, установившейся на момент заключения перемирия и отвода от передовой на расстояние оружейного выстрела артиллерии воюющих сторон.
Предпочитаем не вдаваться и в такие детали, как чье-либо еще участие в Освободительной войне Эстонии с большевистской Россией. На Таллиннском рейде стояла английская эскадра. Британию можно считать прямым союзником Эстонии или не считать. Но то, что у них на тот момент был общий враг — Советская Россия, сомнения не вызывает. Последней мирный договор был необходим, чтобы прикрыть с этой стороны подступы к своей столице. О пребывании здесь судов британского флота и его роли в становлении эстонского государства свидетельствует хотя бы мемориальная доска, недавно установленная в Старом городе столицы Эстонии.
Но был у Эстонии еще один мощный союзник в борьбе с красной Россией, о котором мы предпочитаем не вспоминать или же вспоминаем крайне неохотно. Это Северо-Западная армия под командованием генерала Юденича. Ее части на момент заключения сначала перемирия, а потом и мирного договора находились по эту сторону. И столь нужный не только России мир Эстонии удалось купить ценой полной нейтрализации квартировавших здесь частей армии Юденича. Ее личный состав был разоружен, интернирован и, пользуясь советской терминологией, направлен на стройки здешнего народного хозяйства. Точнее, на торфоразработки и лесоповал. Бывших союзников — солдат и офицеров белой армии — в лучшем случае содержали в холодных бараках, а нередко просто под открытым небом. Как свидетельствуют доступные теперь воспоминания выживших, их, голодных, полураздетых и больных, использовали на тяжелых работах. Говорят, здешние лагеря ничем не уступали гулаговским «островам смерти». Вместе с Северо-Западной армией в Эстонии оказались тысячи беженцев из тогдашней Петроградской губернии. Судьба многих из них тоже незавидна. Сколько бывших союзников и беженцев погибло в лагерях, сегодня не знает никто. По некоторым данным, не меньше 10-20 тысяч. Места их захоронения в большинстве случаев неизвестны. И вообще, кроме глухих воспоминаний о них ничего в самой Эстонии не сохранилось. Разве что кто-то во время экскурсии по Куремяэскому монастырю расскажет вам о том, что коротавшая там дни княгиня Шаховская по мере сил привечала обездоленных русских солдат и офицеров. Или в какой глухой деревушке на том же Северо-Востоке услышите предание о русских пленных, которые заготавливали дрова или бревна для железнодорожных шпал. И это все.
Представляющий известную ценность для Эстонии Тартуский мирный договор и празднование даты его подписания вызывают раздражение у России. Причины понятны. Это наши попытки распространить его статьи на современные отношения двух стран. Два года назад, когда отмечалась 80-я годовщина договора, посольство Российской Федерации выступило с заявлением, в котором говорилось, что этот договор «юридически и фактически завял» к моменту вхождения Эстонии в 1940 году в состав СССР, а празднование даты его подписания в Эстонии зачастую используется для напоминания о напряженности в отношениях в 1920 году. Заметим, возражений по поводу празднования как такового нет, есть недовольство тем, что Эстония и по сей день пытается строить отношения с восточным соседом на основании «юридически и фактически увядшего», а не более свежего Договора об основах межгосударственных отношений Российской Федерации и Эстонской Республики, датированного 1991 годом. В нем обе высокие стороны заявили о взаимном признании суверенитета и нынешних, то есть послевоенных, границ. Отсюда прямой путь к так и не заключенному договору о российско-эстонской государственной границе. Мы так долго настаивали на упоминании, хотя бы в преамбуле этого документа названия «Тартуский мирный договор», что на несколько лет растянули подготовку его проекта. А когда, наконец, все это вышло на финишную прямую, поистине «мхатовскую паузу» взяла Москва. И неизвестно, когда подвернется случай скрепить давно готовый документ автографами если не глав двух государств, то хотя бы премьер-министров. Может быть, достаточным поводом станет встреча Арнольда Рюйтеля с Владимиром Путиным, если таковая все-таки состоится, и в ходе предварительных консультаций Эстонии удастся включить в повестку дня договор о границе. Перед этим неплохо было бы самоопределиться в отношении рамочного договора «Об основах межгосударственных отношений Российской Федерации и Эстонской Республики». Его ратификация упростила бы путь к легализации российско-эстонской границы, которую в силу отсутствия двухстороннего договора мы, правда не без удовольствия, продолжаем называть временной контрольной линией. Неплохо бы решить раз и навсегда, коль уж отказались от требований вернуть Яанилинн, Петсери, Ирбоска и Комаровку, навести порядок в картографическом хозяйстве и перестать дразнить Россию публикацией контуров территориально целостной Эстонии образца 1920 года в современных школьных учебниках и телефонных справочниках. А также вводить в заблуждение подрастающее поколение, так как в школьных пособиях мы умудрились переиначить границу еще нескольких государств, в прошлом союзных республик.
Сегодня празднование очередной годовщины Тартуского мира вроде бы обошлось без особого политического треска. Так, общие декларации о непреходящей актуальности договора, все о том же первом случае международного признания молодого эстонского государства. Зато порадовало агентство BNS: «В субботу исполняется 82 года со дня подписания в 1920 году Тартуского мирного договора между Эстонией и Советской Россией, по которому Россия отказывалась от всяких прав на свою бывшую колонию и признавала ее независимость...». Дальше — про победный конец для Эстонии и находившуюся в кольце фронтов Россию, гарантии безопасности Эстонии. Это не так интересно, тем более что про то, как реализовали одну из гарантий, путем разоружения бывшего союзника, мы знаем.
А вот отказ от «всяких прав на свою бывшую колонию» — это, спору нет, сильно сказано. До сих пор считалось, что Россия, даром, что называлась империей, колоний не имела. В отличие от Британии, Франции, Испании, Португалии, Голландии, Италии и даже Германии, за которой в начале века кое-что числилось в Африке. Россия заморскими департаментами, доминионами и подопечными территориями не располагала. Разве что своевременно проданная Америке Аляска. Или утраченные в ходе военных неудач Порт-Артур и Дальний в Китае.
Колониальное упоминание можно бы счесть за некий терминологический ляп или просто ошибку переводчика. Если бы из-за этой «бывшей колонии» не торчали все те же хорошо знакомые уши. Когда десять с лишним лет назад Эстония вышла из состава СССР и занялась реституцией довоенной республики, в ходу был термин «деколонизация», и даже соответствующий фонд был создан. А колонизаторами или колонистами предлагали считать всех, кто переселился сюда после окончания второй мировой войны. Слава Богу, по крайней мере даже тогдашнему первому правительству Марта Лаара эту идею «деколонизации» пришлось похоронить. Классические признаки колонии к Эстонии никак не подходили. Впрочем, признаки термина «оккупация», на равных соперничавшего с колонизацией, тоже. Потом, все колониальное плохо увязывалось с провозглашенными принципами реституции. Признай Эстония себя колонией, ей пришлось бы начать свое государственное строительства с нуля, с белого листа. То есть предоставить гражданство всем проживающим на данной территории в момент провозглашения республики. Признать, что бывшие военные чины, на момент провозглашения республики на действительной службе не состоящие, автоматически относятся к цивильному сословию. И что самое нереальное — добиться, чтобы Россия, чей статус внутри Союза ССР ничуть не отличался от эстонского, признала себя по отношению к этой «колонии» метрополией, согласной принять этих самых колонизаторов или колонистов. Из Эстонии — числом 400 тысяч человек, не менее. Это проявление русофобии, распространенное на все иноязычное население республики, безусловно, подставило бы под сомнение призывы отцов и творцов эстонской поющей революции встать на борьбу «за нашу и вашу свободу». Впрочем, в искренность этого призыва многие и тогда верили с оглядкой.
