Еще сравнительно недавно, каких-нибудь 10-12 лет назад, день 23 февраля отмечался как всеобщий праздник, что-то вроде «мужского дня». В воинских частях его празднование проходило официально и торжественно. В учреждениях и на заводах для мужчин устраивали маленькие торжества. И я до сих пор помню, как в редакции мы угощали наших мужчин-журналистов чебуреками и даже устраивали для них капустник с чтением стихов собственного сочинения в их честь.
И в школах поздравляли мальчишек, и даже детсадовские малыши мужского пола чувствовали себя именинниками.
Все изменилось теперь. Однако традиции остаются. И они дороги многим из нас. Некое ностальгическое чувство волнует и тревожит душу.
Я представляю, как на торжественном собрании, которое состоится сегодня в большом зале РКЦ, появятся ветераны – Николай Никитич Маласай, глава Таллиннской секции ветеранов войны, Иван Андреевич Картушинский, Владимир Исаевич Метелица и другие. Я помню, как спросила однажды у Картушинского, правда ли, как показывается в одних кинофильмах, что солдаты и офицеры лихо отплясывали возле только что взятого, еще дымящегося Рейхстага, или спали вповалку на разбитых изломанных его ступеньках, как показывается в других. И Иван Андреевич, дошедший с боями до Берлина, бывший там, возле Рейхстага, усмехнулся: все было не так, все было проще и, может быть, грубее. Но радость не была меньшей. Оттого, что кончается, кончилась война, а они все же остались живы, хоть и не раз смотрели смерти в глаза.
И Давид Семенович Слонимский тоже будет на этом собрании. Никогда не забуду, как, вспоминая войну, он рассказал, что морские пехотинцы, которые шли под Туапсе умирать, кровью своей расписывались в том, что не отдадут город. Про подпись кровью – это отнюдь не литературное преувеличение. Было такое знаменитое письмо Сталину, под которым морские пехотинцы расписались именно своей кровью. Они обещали удержать город и свое обещание сдержали.
Всегда смотрю на этих людей, слушаю их с непередаваемым чувством. Как можно, прожив такую жизнь, пройдя через такие испытания, сохранить этот молодой блеск глаз, офицерскую выправку и даже чуть старомодную мужскую галантность, какую уже не часто встретишь в наши дни? И что-то еще, непередаваемое, что трудно определить словами... Вот тот же Слонимский.... Война живет в нем воспоминаниями, голосами друзей, живых и умерших. Он помнит дороги, по которым шли и шли машины его воинской части, двигаясь на Запад. Он может рассказать, как ездить по чернозему, а как – по раскисшей глине, да еще когда рядом рвутся снаряды и свистят пули. Говорят, между прочим, что дорога – это великий неразгаданный символ России. У всех нас, выросших в этой стране, есть это чувство дороги. Мы все время шли и все еще идем к чему-то светлому. Но только раз действительно дошли. В том далеком 45-м... Может быть, потому и возвращаемся к нему мыслями, сердцем?
А вот недавно пришел к нам в редакцию Александр Руфимович Крыман. Он принес нам старые фронтовые фотографии. И было невозможно без слез смотреть на эти молодые усталые лица, тем более что знаешь: многих из них давно уже нет в живых. Нет и друга Крымана, героя Советского Союза Анатолия Ковалевского. На фотографиях он совсем молодой, улыбающийся... И не подумаешь, что идет самый страшный год войны, что еще не снята блокада Ленинграда и что этот молодой офицер, тогда еще подполковник, а потом полковник, меньше чем через два года поведет свою часть с боями, гоня фашистов, в Эстонию, к Нарве и Тарту, а потом – дальше... навстречу своей гибели.
Люди разных поколений соберутся в этот день в зале РКЦ. И рядом с ветеранами войны будут сидеть офицеры, служившие в мирное время. Но служба их от этого не была менее тяжкой и опасной.
Многие ли знают, что боевое траление на Балтике продолжалось еще несколько лет после войны и закончилось гораздо позже, чем на других морях. Мин здесь было столько, что о безопасном плавании и говорить не приходилось. И все это время люди рисковали собой, уничтожая мины, освобождая море от них. Война для этих людей продолжалась еще долго-долго. И жены плакали, провожая мужей в поход. Ведь неизвестно было, кто из них вернется. Во время войны тральщики, выполняя свою нелегкую работу, погибали от вражеских бомб, от артиллерийских снарядов. Бывало, подрывались на тех же самых минах, за которыми охотились. Погибали и после войны... Алексей Иванович Трифонов, капитан 1-го ранга в отставке, бывший командир знаменитой 94-й Краснознаменной бригады траления, Георгий Владимирович Гофмеклер, командовавший кораблем в те дни, немало могут об этом рассказать. Жаль все-таки, что памятные доски в честь кораблей, погибших при тралении, те самые доски, которые одно время висели в Соборе Александра Невского, потом были сняты по чьему-то указанию. Они бы напоминали многим людям, в том числе и беззаботным зарубежным туристам, которые любят бывать в этом соборе, о мужестве военных моряков, в разные годы погибших от минной смерти ради того, чтобы море было свободным, пригодным для мирной жизни, о нелегкой судьбе оставшихся в живых.
Полтора года назад мир был потрясен трагической гибелью атомной подлодки «Курск». Вот тогда все заговорили об опаснейшей службе подводников, о трудной их жизни в отдаленных гарнизонах, засыпанных снегом и полуголодных. И хотя, быть может, это бьет по гордости россиян, слава Богу, что все это стало известно. Слишком многое замалчивалось до сих пор. Слава Богу, что вдовам погибших подводников, их матерям в самые страшные дни помогали психологи, что российское правительство выделило значительные средства, что помощь шла со всей России. Но никаких психологов, денежных сборов не было, когда погиб «Комсомолец», когда терпела бедствие К-19, когда погибали другие лодки. Разве что помогали друзья... Слава Богу, что в этом смысле времена переменились. Многие жены бывших морских офицеров могли бы рассказать, что это значит – ждать мужа месяцами, не зная, вернется ли, останется ли живым. И Виктор Жилин, бывший командир атомной подводной лодки, материалы которого читатели уже видели на страницах нашей газеты, мог бы не вернуться из похода. И Артем Донаканян, тоже бывший командир. И многие другие...
Все мы помним один из старых, любимых фильмов, в котором командир, погибший через несколько минут от пули басмача, сказал, что есть такая профессия – Родину защищать. Вот они, все эти люди, эти бывшие офицеры и были защитниками Отечества, исполняли свой долг так, как они его понимали. И сегодня их день... Им сегодня – все добрые слова и добрые пожелания. Им и их женам, вынесшим на своих плечах все тяготы кочевой офицерской жизни. А также вдовам, для которых день 23 февраля остается праздником, горьким, но своим, теплым днем воспоминаний...
Но вот что обидно. Несколько дней назад из Москвы вернулся Ким Михайлович Ширяев, бывший офицер, военный моряк. Он ездил туда по поручению собрания Клуба ветеранов флота выяснить, как решаются и решаются ли вообще острейшие проблемы, волнующие бывших военнослужащих. Это все те же вопросы медицинского обслуживания, которые фактически заморожены уже полтора года, и полтора года люди остаются без плановой медицинской помощи. Можно ли представить себе что-либо подобное в наше время, в начале XXI столетия, в цивилизованной, казалось бы, стране? Это вопросы пенсий, которые остаются неизменными в течение десяти лет. Это невыполненные Эстонией пункты Соглашения о социальных гарантиях военным пенсионерам, соглашения, подписанного президентами Эстонии и России несколько лет назад, по поводу чего Россия странным образом не принимает никаких мер. И еще многое другое...
Но в некоторых высоких чиновничьих кабинетах, куда Ширяев с немалыми трудностями сумел пробиться, ему вполне откровенно сказали: «Чего вы хлопочете? Вы ведь не наши».
Не наши – это значит живущие за рубежом. Но разве от этого они перестали быть «нашими»? И разве по своей воле они оказались здесь, в Эстонии?
И вот живут они, защитники Отечества, не жалевшие себя на службе этому Отечеству, без постоянных видов на жительство, как правило, без работы, зачастую без необходимых лекарств, на которые не хватает денег, без пенсий за долгие годы, проработанные уже после службы на предприятиях и в учреждениях Эстонии. Без надлежащего медицинского обслуживания...
Горько за них до слез... И стыдно перед ними. Разве не так?
