архив

"Молодежь Эстонии" | 25.01.02 | Обратно

ОНПЭ и кризис русской политики в Эстонии

Первый год нового века в Эстонии заканчивался под аккомпанемент сменяющих друг друга непрерывных надрывных склок, которые политкорректно именуются кризисами. Выбор «не того» президента с последующей истерикой (премьер и отдельные отвергнутые претенденты); мутная афера с продажей Нарвских электростанций (кто кого и как конкретно пытался нагреть, так и осталось тайной для публики); развод по-эстонски в коалиционной семье втроем («К ничтожному Птибурдукову ты, мерзкая, уходишь от меня», — восклицает вослед реформисту патриот) и так далее. Любители газетного чтения с легкостью дополнят этот краткий перечень. Русская политика тоже не осталась в стороне, что, пожалуй, показывает ее до некоторой степени интегрированность в дела сего базара. Однако наш русский, грубо говоря, кризис имеет свой примечательный нюанс. Чтобы его понять правильно, надо сначала определиться по понятиям.

Чем отличается так называемый «наезд» от простого скандала? У скандала должен быть конкретный повод, чаще всего в виде явного факта. Скажем, десять миллионов долларов. Вот они были — и вот их нет. Вокруг этого мистического факта и разгорается скандал. Или вокруг конкретных магнитофонных пленок. Или, скажем, вокруг портретов некоего ЛИЦА, которое конкретно прострелил некий же молодой человек, которому в детстве «кровавый» оккупационный режим не дал поиграть с пистолетиком.

У «наезда» принципиально иная логика. Про признанного классика этого жанра одно время ходил такой анекдот. С.Доренко ведет сводку погоды. «В Испании идет дождь. Казалось бы, при чем здесь Лужков? Однако... и т.д.» Повод, который есть факт, конкретно не нужен, он даже мешает. Тут главное нагромоздить как можно больше бочек чего-нибудь дурнопахнущего: пока персонаж «наезда» отмывается от одной, ты ему другую, а тут же и третью, и еще, и еще... Никакой связи меж бочками не предполагается, а от «наезжанта» требуется лишь хамский тон да некоторое количество душевной нечистоплотности и туповатой упертости.

Наша русская склока явно относится к этому второму жанру, разве что персонаж ее скорее коллективный, т.е. ОНПЭ, и персонифицируется по мере надобности, как коллективное зло. Началось все, если кто помнит, с Департамента безопасности и интеграции и лично Л.Шера, который «дает деньги своим, т.е. ОНПЭ». Потом возникла тема коррупции Г.Панченко, заведующей означенным департаментом. Затем Департаменту интеграции и безопасности вменили в вину, что он вообще тратил деньги на интеграцию и безопасность. Попутно появились сюжеты с финансированием ОНПЭ борделей и театральных студий, покупкой квартир и домов, и т.д., и т.п. И хотя все эти «бочки» остались на уровне анекдота про Лужкова и дожди в Испании, — ни борделей, ни коррупций не обнаружилось, акт, с позволения сказать, ревизионной комиссии горсобрания производит жалкое впечатление и проч. — зато морально озабоченный мэр успел убрать и Шера, и Панченко, прежде чем самому пасть жертвой.

«Наезды», как правило, кем-то заказываются (и конкретно проплачиваются). И тем самым внимание публики ловко уводится от сути дела и от реальных проблем. Между тем проблема, безусловно существует. Речь идет о глубоком кризисе. Кризисе в руководстве ОНПЭ и в самой партии. Кризисе доверия к ОНПЭ (не говоря уже о прочих политических силах, представляющих русское меньшинство). Тут и падение рейтинга, т.е. электоральной поддержки, и отсутствие доверия со стороны потенциальных партнеров и спонсоров.

Говорить об этом тяжело, но необходимо. И это вовсе не означает, что при этом становишься на сторону злорадной посредственности, которая упивается своей ролью в успешном, как ей кажется, «наезде». В конце концов, симптомы определенного политического провала достаточно очевидны, и прежде чем двигаться дальше, надо их признать и понять причины. Может быть, это надо было сделать раньше. Во всяком случае, отмалчиваться уже не получится.

Наиболее явный симптом — перманентная и затянувшаяся изоляция фракции ОНПЭ в Рийгикогу. Это, мне кажется, даже важнее, чем недавний развал коалиции в Таллинне, куда входила ОНПЭ, и потеря всех постов в структурах власти. Можно напомнить, что несколько раньше произошла потеря постов и влияния в горсобрании и горуправе Нарвы. В результате Нарвский профцентр практически был вынужден подписать договор о сотрудничестве с Центристской партией. Такие региональные кризисы хотя и важны, но все же вторичны по сравнению с фактом изоляции.

Другой постоянный симптом — повторяющиеся факты предательства со стороны членов ОНПЭ, в том числе бывших членов правления, депутатов разных уровней и выдвиженцев на административные посты. Хотя можно сомневаться в том, что перебежчики являются таким уж ценным приобретением для тех, к кому они перебежали.

Происходит неуклонное падение рейтинга, т.е. электоральной поддержки. За последний год рейтинг (по разным опросам) не поднимался выше 4%. Потому и постоянные финансовые трудности партии не случайны, они напрямую связаны с отсутствием доверия со стороны спонсоров. Не способствует такому доверию и манера вести дела, свойственная ответственным деятелям ОНПЭ, которая, к сожалению, слишком известна.

Самый последний по времени симптом — дело Департамента интеграции и безопасности в Таллинне, созданного по инициативе ОНПЭ. Департамент подвергся разгрому, разработанная на его основе Программа интеграции замалчивается и игнорируется, в том числе, как ни странно, и руководством ОНПЭ. А ведь эта программа, разработанная серьезными и независимыми специалистами, могла бы стать основой для реальной антисегрегационистской политики в Эстонии, для реальной деятельности ОНПЭ.

Единственный журналист попытался дать оценку программе, но и то не сумел обнаружить никакой разницы с официальной версией политики интеграции. Но то, что извинительно для отдельного журналиста, совершенно неуместно для людей, не столь экономно наделенных аналитическими и иными необходимыми способностями.

Немногие успехи не компенсируют этих очевидных провалов. Более того, роль собственно ОНПЭ в этих успехах либо не подается, либо откровенно замалчивается. Что, в свою очередь, свидетельствует об отсутствии нормальной пресс-службы и даже примитивного пиара. Поэтому так трудно ответить на пусть некорректный, пусть обывательский и т.п., но неизбежный вопрос: «А чего добилась ОНПЭ»? Если партия представляет собой заметную политическую величину, такой вопрос в принципе не должен возникать. Поэтому прозвучавший на последнем Совете уполномоченных ОНПЭ призыв начать дискуссию о причинах и путях преодоления кризиса прозвучал вполне своевременно. И, думается, именно дискуссия, которая должна закончиться реальными и практическими выводами, даст толчок возрождению ОНПЭ, оживлению ее деятельности, повышению авторитета.

Алексей СЕМЕНОВ