погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"Молодежь Эстонии" | 06.06.02 | Обратно

Успокаиваться рано

Есть лишь одна истинная ценность — это связь человека с людьми. Эти слова Антуана де Сент-Экзюпери газета Eesti Paevaleht предпослала полосе публикаций социологов Ирис Петтай и Иви Проос на темы взаимоотношений эстонской и неэстонской частей общества, их самооценок по материалам мониторинга межнациональных отношений, проведенного в этом году Институтом Открытого общества Эстонии.

На первый взгляд, результаты исследования дают глянцевую картину почти полной бесконфликтности на национальной почве. Лишь 3-4 процента населения за последние годы имели в этом смысле негативный опыт. Еще исследование показало явное сближение образа жизни и ее осмысления у обоих составляющих общества Эстонии. Половина неэстонцев и двадцать процентов эстонцев считают, что это именно так.

При всем том социолог Ирис Петтай не советует спешить с заявлениями, будто проблема неэстонцев у нас уже решена. И вопрос не только в том, что две трети неэстонцев не имеют эстонского гражданства. В стране постоянно проживают 175 тысяч человек без гражданства и более 130 тысяч человек с гражданством других стран — преимущественно российским. Число последних последовательно возрастает, и свидетельств затухания этого процесса исследование не обнаруживает.

Как главную Иви Проос выделяет проблему ощущения у неэстонцев своего неравенства с эстонцами. По мнению неэстонцев, у них в сравнении с коренным населением меньше возможностей поступить на государственную службу, выдвинуться на руководящую должность, сделать политическую карьеру. Эти возможности ограничены даже тогда, когда неэстонец конкурентно равен эстонцу — имеет гражданство, владеет эстонским языком, имеет одинаковую профессиональную подготовку, опыт и т.д.

Именно конкуренция подрывает терпимость. Толерантность эстонцев кончается там, где вопрос о неэстонце встает как о конкуренте на рынке труда или при участии в управлении государством. Вопрос в исследовании был поставлен так: какой должна быть доля неэстонцев в Рийгикогу, правительстве и местных самоуправлениях? Лишь десятая часть эстонцев полагает, что неэстонцев в представительных органах должно быть не менее 25 процентов. Две трети эстонцев отвели их представительству десять и менее процентов. Иви Проос предполагает, что слабое участие неэстонцев в представительных органах сохранится у нас еще длительное время. По сути это означает: у неэстонцев будет очень мало возможностей влиять на происходящее в стране и ее развитие. Подобное положение нельзя считать нормальным, когда неэстонцы составляют треть населения страны.

Причину того, почему толерантность эстонцев ограничивается рамками простой вежливости, ученый видит в ощущении ими угрозы со стороны неэстонцев, в недоверии им. Из-за такого недоверия неэстонцы не воспринимают себя как серьезную социальную силу и находятся в отверженном состоянии.

Если говорить о социально-статусных оценках, то на десятиуровневой социальной шкале 37 процентов неэстонцев помещают себя на трех самых низких уровнях. Более половины местных граждан РФ и более 40 процентов жителей без гражданства считают, что относятся к самым низким слоям общества Эстонии. Среди эстонцев такую самооценку позволила себе только четверть. Низкая статусная самооценка не есть результат бедности, плохих бытовых условий и отверженности. Во многом это есть самоуничижительная оценка собственной личности и общества, в котором нет возможности жить достойно.

Опыт других стран показывает, что вытянуть людей из нижних социальных слоев бывает очень трудно. С точки зрения стабильности развития Эстонии, крайне опасно оставлять треть населения в отверженном состоянии на длительный период. В итоге можно получить массовое обнищание, еще больший рост преступности, наркомании и заболеваемости СПИДом.

Интересы неэстонцев, делает вывод социолог, следует защищать более эффективно. Нам необходимо специальное законодательство, регулирующее права этнических меньшинств, защищающее от возможных случаев дискриминации. Одних только так называемых мягких интеграционных программ для Эстонии недостаточно.

Выводы Ирис Петтай в языковом аспекте дополняет Иви Проос. Несмотря на то, что чуть менее половины неэстонцев считают свое знание эстонского языка вполне достаточным, чтобы жить в стране, слабое его знание явно сужает людям возможности выбора места работы, порождает в них неуверенность. Кстати, более половины пенсионеров считают свое знание языка вполне достаточным. Самыми же самокритичными в отношении своих лингвистических способностей, по данным исследования, оказались неэстонцы в возрасте от 30 до 39 лет. Почти 70 процентов из них оценили свой уровень знаний эстонского как недостаточный. Немногим разнятся и языковые самооценки в возрастной группе 15-19-летних. Уровнем своих знаний эстонского удовлетворены лишь 38 процентов.

Со столь самокритичной оценкой молодежи исследователь увязывает свой вывод: на рынок труда неэстонская молодежь вступает с высокой степенью неуверенности. А ведь эта наиболее активная и легко манипулируемая часть общества потенциально может стать протестной. Слабая конкурентоспособность молодых неэстонцев по причине недостаточного владения эстонским может легко перетечь в организованное протестное движение, обусловленное социальным неравенством. Здесь есть о чем думать не только социологам, политикам, экономистам, но и нашим русским школам.

Т.А.