На днях состоялась презентация двух книг. Та, что с необыкновенно рискованным названием «Смертельная пуля и семяизвержение», написана одним из самых популярных эстонских критиков Ваапо Вахером. Острота его пера была подчеркнута на презентации поэтессой Леэло Тунгал, которая подарила Вахеру репейник. Вторая книга принадлежит перу Елены Скульской и называется «Русская рулетка».
На презентацию в бар Kloostri Ait, где звучала русская и эстонская речь, плакала скрипка, надрывалась гитара, было в избытке пива, моченых бобов и властно царил острый запах чеснока, - на это вполне демократичное собрание - собралось довольно много народу. По большей части, пишущий люд различного калибра. К финалу подтянулись «смежники», в частности, политик Андрес Таранд. И то, что гораздо большей массовостью отличалось представительство эстонской прессы, нежели русской, вполне объяснимо: обе книги вышли в свет на эстонском языке, а потом, изданий у коллег поболе.
Составившие «Русскую рулетку» эссе о русских писателях несколько лет подряд публиковались в газете Kes-Kus. Ее главный редактор, эстонский поэт Юку-Калле Райд и подготовил эту книгу, выпустив в виде избранного при поддержке фонда «Культуур капитал». Поступок, заметим, довольно рискованный, ибо казалось маловероятным, что современный эстонский читатель вдруг как-то отдельно заинтересуется русской классикой, пусть даже увиденной неожиданным взглядом. Тем не менее, по утверждению Юку-Калле Райда, постоянно проводимые рейтинги показывали, что эти публикации неизменно входили в пятерку самых популярных, чем вполне заслужили право отдельного издания.
Книга открывается эссе о Пушкине и заканчивается публикациями о современных российских литераторах Николае Крыщуке и Андрее Яхонтове, единственных, по счастью, живых персонажах этого сборника. Рассказывая о классиках – Пушкине, Лермонтове, Грибоедове, Гоголе, Булгакове, Набокове, Ахматовой, Цветаевой, Бродском, Довлатове, автор «Русской рулетки» повествует не только об их творчестве, но и о странностях их личной жизни, настаивая при этом на том, что чем больше «сальерианского» в жизни человека, тем больше может оказаться «моцартовского» в его творчестве. Словом, как говорил Мандельштам, дороже всего в искусстве дырка от бублика, потому что бублик можно съесть, а дырка - останется.
Тепло поздравив товарища по столь торжественному событию, Ваапо Вахер отметил, что не только у Елены Скульской, но и у него самого (ведущего критика нашей страны! – Прим. ред.) это первое издание на эстонском языке, да и оно вряд ли увидело бы свет, не возьмись за это дело Юку-Калле Райд. Книга очень объемна, в нее вошли труды автора не только об эстонской, но и о мировой, в частности, русской литературе. Стоит отметить, что там есть статья и о творчестве Елены Скульской.
Книга Скульской не случайно названа «Русская рулетка»: все, что творили со своей судьбой ее персонажи, было стремлением к финалу, отчетливым стремлением поставить в нем трагическую точку. Автор утверждает: «Лермонтов бесконечно предсказывал в стихах свою смерть и отыграл ее в абсолютно точном соответствии с этими предсказаниями. Грибоедов абсолютно точно ехал в Персию умирать - и погиб той чудовищной смертью, которая никогда ему, автору комедийного жанра, не удавалась в литературе, а мечта написать трагедию осуществилась только в жизни. Есенин все последние месяцы жизни бесконечно писал о чудовищных видениях своей смерти… Это все люди, которые торопили свой трагический конец, играли в эту игру, и она, собственно, составляла смысл их личной жизни. И хотя их творчество могло быть светлым, они всеми силами приближали русскую литературу к смерти. Ту русскую литературу, которая долгое время пыталась остаться принадлежностью жизни».
В самом деле, «солнце русской поэзии» Пушкин, который отчасти и не любил Тютчева за ту мрачность, за ту «лунную» сосредоточенность, за то тяготение к смерти, которое было свойственно его современнику, - не он ли положил начало тому мраку, сначала жизни, а потом и творчества, которым впоследствии оказался пронизанным весь «серебряный век»? А «серебряный век», в свою очередь, уже сплошь состоял из людей, которые пытались соединить жизнь и искусство в единое целое, пытались не различать жизнь и искусство, - из этого рождались их гениальные стихи и роковые судьбы, которые всех их вели к чудовищным испытаниям, к мукам, к гибели…
Но в сжатых эссе Елены Скульской отчетливо прослеживается не столько исследовательское начало, сколько, быть может, импрессионистское отношение к персонажам, которые автору необыкновенно близки. «Мне всегда мечталось, - сказала на презентации Елена Скульская, - чтобы эти люди сошлись не столько под одной обложкой, сколько за одним столом в моем доме, и при этом я бы с радостью ограничилась ролью человека, который подает им кофе».
