Вы не заметили, что осенью, особенно поздней, количество работы почему-то увеличивается? Не знаю, как в других сферах, а переводить осенью приходится, как правило, больше, чем в любое другое время года. Поэтому и клуб наш не собирался почти месяц - трудились люди в поте лица и, может быть, других частей тела. А там, где много работают, возникают вопросы.
Один из них совсем свежий. Мой довольно хороший знакомый, который тоже занимается переводческой работой, правда, от случая к случаю, попросил посмотреть переведенный текст, дескать, нет ли там каких шероховатостей. Текст у него получился довольно гладкий и читался хорошо, но одно предложение несколько насторожило. В нем речь шла о довольно высоких материях, и в качестве сельского оракула выступал почему-то местный мелиоратор.
Пришлось углубиться в эстонский оригинал. Там говорилось о живущем в деревне maailmaparandaja. Когда спешишь, обязательно куда-нибудь вляпаешься. Ясно, что мой коллега, отличающийся очень высокой производительностью, глянув на это слово, прочел его как maaparandaja. Поэтому вместо пламенного борца за независимость Эстонии, как потом выяснилось из текста, получился мелиоратор.
В двуязычных словарях слово maailmaparandaja мне не встретилось, хотя смысл его понятен. Но наша трагедия, как правило, заключается ведь не в том, что мы недостаточно хорошо знаем язык, с которого переводим. Самая большая проблема в том, что русский язык не знаем толком.
И вот Eesti keele sonaraamat (Tallinn, 1999) поясняет, что это teisitimotleja, nonkonformist. Нонконформист, он и по-русски такой же, но в том контексте торчал бы как колено из дыры в пасхальных штанах. Зато пришло на ум когда-то модное слово «диссидент», вот оно-то и встало в текст как влитое.
А в связи с этим словом вспомнились еще два случая из словарного гнезда maa. Первый довольно простой, но в эстонско-русских словарях я его не видел, - maailmastumine, что означает столь популярное или, если хотите, такое злокозненное явление, как глобализация.
Второй случай посложнее. В одном из переводимых текстов встретилось вроде бы простое слово maajaam. С ямами у нас все в порядке - это вокзал, хоть автобусный, хоть железнодорожный. И оба на земле стоят. А раньше, вроде бы, ямами селения на Руси называли, жители которых несли ямскую повинность, то есть возили почту или там грузы гужевым транспортом. Отсюда, между прочим, и эстонское слово jaam. У нас ведь уже появились люди, которые считают, что синоним железнодорожного вокзала - это балтиям.
В эстонско-русских словарях, как говорится, ни синь пороха, нет ничего похожего. Зато в словаре И. Тамма есть maajalg. Переводится - будра. Что это такое и с чем его едят или чем запивают, я не знаю. Решил заняться самообразованием. Взял Большой толковый словарь русского языка (130 тысяч слов, полторы тысячи страниц мелким шрифтом в три колонки) - нет такого слова. Нашел я его в первом томе 20-томного Словаря современного русского языка. И знаете, что это за зверь? Многолетнее сорное травянистое растение семейства губоцветных со стелющимися стеблями и длинными укореняющимися побегами.
Вот и пойми после этого логику составителей словарей! Чем же они руководствуются, когда нужное тебе слово не включают, а сто тридцать тысяч, может быть, первое слово ставят в ряд с общеупотребительными (ведь в Эстонско-русском словаре И. Тамма - 8-е исправленное и дополненное издание - всего 50 тысяч слов, включая губоцветную будру).
А вот зато в двадцатитомнике еще сказано, что у этого растения есть и более распространенное название - кошачья мята. И это уже большое дело, потому что нормальному человеку такая мята куда понятней будры. Значит, берем словарь Тамма и дописываем туда перед будрой кошачью мяту. Нет, как говорится, будры без добра. Выходит, не зря лазил по словарям.
Что же касается земного вокзала, то он еще и по-другому тоже называется. Ведь ям - это было не только селение, о котором уже упоминалось, но и почтовая станция. А вот словечко станция нам в этом случае очень подошло. Но поскольку текст был юридический, то maajaam, скорее всего, должно быть термином. А в том нормативно-правовом акте речь шла об электронном наблюдении, тогда стало понятно, что это должна быть станция слежения или наблюдения. Дальше надо было только проверить догадку по похожим текстам в российском законодательстве, где и отыскалась искомая «наземная станция».
Вероятно, по аналогии с космической станцией, а скорее наоборот, сначала ведь появились наземные станции, а потом космические. И никаких тебе ям. Они теперь все больше на дорогах. Был, кстати, такой замечательный дорожно-строительный термин эстонский munakivitee, про который у переводчиков есть байка, что кто-то перевел это выражение как «яйцекаменная дорога». А про нее, если помните, в еще не очень старое время шоферы придумали очень хорошую присказку: больше газу - меньше ям, все подшипники... Ну, сами понимаете, куда.
