архив

"Молодежь Эстонии" | 05.10.01 | Обратно

Хранитель ценностей

Много лет назад, представляя нам, первокурсникам, тогда еще молодого преподавателя кафедры русской литературы Сергея Геннадиевича Исакова, Юрий Михайлович Лотман назвал его образцом студенческой добросовестности, трудолюбия и усердия. Он был своего рода тартуским рекордсменом — автором самой объемной за все времена студенческой дипломной работы. Цифра страниц называлась где-то около пятисот.

— Сергей Геннадиевич, сколько же их было на самом деле?

— Истинно не помню, зато помню, что первая диссертация была более девятисот страниц. И мой оппонент Павел Наумович Берков, не подозревая о ее размерах, согласился ее рецензировать, но когда увидел, что ему предстоит одолеть, искренне испугался и даже потребовал ввести некие ограничения на объемы представляемых к защите диссертаций. Улаживал все Юрий Михайлович Лотман, обещав Беркову за муки добыть раритетную книгу. С докторской было проще, поскольку к тому времени действительно были введены ограничения на их объемы. Правда, и тут я их обошел, приложив к установленному объему докторской еще целый том комментариев.

Тема «Декабристы и русская литература», с которой началась научная биография выпускника Ленинградского университета, а ныне профессора-эмеритуса ТУ, по его признанию, как-то естественно вывела на то, что стало не только профессиональным делом, но даже своего рода хобби, развернувшись в книги о взаимосвязях культур и литератур, о русской литературе и литераторах в Эстонии, русских литераторах об Эстонии, каждая из которых — фактографический документ взаимопроникновения и взаимообусловленности культур.

Культурная фактография — это накопление материала, который в конечном итоге становится не только сокровищницей, а и доказательством, на которое можно опереться, сослаться, которое продлевает память и дает опору каждой самобытности. В своем научном подвижничестве Сергей Геннадиевич Исаков — продолжатель традиций Тартуской школы, в которой значатся такие имена, как Моргенштерн, Струве, а ближе к нам — Нурмекунд и Аристе.

— С профессором Паулем Аристе мы были друзьями, — неожиданно признается Сергей Геннадиевич. — А вы знаете, что он был православным? Забавно, но сей факт мы с ним установили, когда однажды оба явились на занятия по физкультуре, которые проводились в ТУ для преподавателей. Явились исправно 24 декабря, а в зале — никого. Потом сообразили: действительно, какому лютеранину придет в голову физкультура в день Рождества?! Так и обнаружили, что оба мы православные.

— Возвращаясь от физкультуры к филологии и культуре, хочу спросить вот о чем: культуру вы рассматривали с разных ракурсов, и один из них для филолога, пожалуй, весьма неожиданный — политический. Четыре года вы входили в русскую фракцию Рийгикогу, пройдя в парламент по спискам ОНПЭ.

— Сказать, что имел намерение или склонность проявить себя на политическом поприще, не могу, но тогда друзья просто подступили, уговорили тем, что парламент занимается законотворчеством в сферах культуры, образования.

Сделано за четыре года было немало. Если б не усилия фракции, не участие профессора Исакова, мы уже в 2000 году имели бы гимназическое образование исключительно на эстонском языке. Срок введения закона о гимназии был отодвинут до 2007 года. И надо признать, что градус общественного обсуждения проблемы русского образования в Эстонии был в те годы выше, чем сейчас. Тема эта постоянно находилась в поле зрения широкой русской общественности. Сегодня это внимание несколько притупилось. Тема как бы сглажена официальными фразами типа: переход гимназий на эстонский язык только еще начнется в 2007 году; всего 60-40 процентов предметов будут преподаваться по-эстонски. Есть ощущение, что общественный интерес к ней убавился. Может, сегодняшним политикам, представляющим русские интересы, самим не хватает уверенности в собственной самобытности?

— Может, вы и правы, но меня лично сейчас больше тревожит то, как спокойно родители отдают своих детей в эстонские школы, в классы языкового погружения в эстонский, где к родному языку приступают лишь на втором году обучения. Утрата самобытности – страшная потеря. И если сопоставить это с тем, как местные русские берегли свою самобытность в довоенной Эстонии с ее официальной политикой денационализации, картина получится далекой от оптимизма. Тогда здесь активно работали талантливейшие писатели, журналисты, поэты. Действовали многочисленные русские самодеятельные общества. Как подвижнически они сохраняли свою русскую культуру, как ею гордились!

Об этом у Сергея Геннадиевича, считай, что все публикации в «Балтийском архиве», журнале «Вышгород». Он дотошен и скрупулезен как ученый, встревожен как человек русской культуры.

— Неужели родителей не тревожит то, что, отдавая ребенка в эстонскую школу, они лишают его самобытности?! Ведь ее утрата — это зачастую утрата культуры вообще. Я не думаю, чтобы эстонцу был интересен человек, отказавшийся от собственной самобытности. Трудно представить, как внекультурный человек может влиться и усвоить другую культуру. Такой ли частью общества Эстонии мы хотим стать?

— И вот теперь в свете этих рассуждений я хочу спросить вас: о чем же будет ваша следующая книга ?

— Очень хочу собрать еще одну антологию произведений русских писателей об Эстонии, которая будет по времени уже ближе к нам — между революцией и Второй мировой войной.

Я ничуть не сомневаюсь, что это будет научно выверенный и исчерпывающий компендиум — еще один образец добросовестности и бережного, правильного обращения человека с ценностями, оберегающего нас от пошлости, которая всегда старается унизить ценное, вырвать его из органических связей, изолировать. Такое бывает часто в моменты неустойчивые, когда связь между идеями непрочна, когда торжествуют фикции, проявляясь прежде всего в безответственности дел и слов. И тогда сохранение ценности становится поступком, что, собственно, и есть ответственность. Сферу и меру своей ответственности профессор Исаков определил давно и подтвердил своими трудами.

Татьяна АЛЕКСАНДРОВА