Мастер-класс за обеденным столом

Недавно галерист Татьяна Мангус организовала в Таллинне выставку «Арт-Деликатесы», на которой экспонировались работы парижского художника Владимира Макаренко, он же Макар, и его таллиннских коллег, в частности, друзей Макара - Анатолия Страхова и Славы Семерикова.

…Макар создает на своих полотнах фантастическую реальность и тут же заставляет нас жить по ее законам; он ранит душу скрипичным поворотом пространства и врачует ее струпьями запекшихся красок; он тиранит, он деспот, но легко дышится в тисках его живописных созвучий.

…Толя Страхов иронизирует, гармонизирующее сплетение живописных потоков вдруг взрывается Чернобылем вспышек на его густых полотнах.

…Слава Семериков с прохладной аристократической изысканностью ведет свою тему сдержанной неги и дремлющего блаженства.

И вот все трое решаются устроить во время ужина у меня дома мастер-класс рисунка (рисуют меня), а одновременно почувствовать себя студентами-первокурсниками и постепенно увлекаются, взгляды их становятся пронзительными, ясными, скальпель глазного хрусталика разрезает кожу и царапает… жировую прослойку модели… Тут уж ничего не поделаешь, тут уж на своей шкуре можно почувствовать истину: художник рисует не женщину, а картину. Роскошь дается нелегко…

А одновременно ведем разговор.

Как оценить художника?

- Макар, что наиболее типично и характерно для европейского искусства сегодня?

- Коммерция. На любой выставке, в любой галерее, в любом салоне прежде всего говорят, сколько стоила картина, за сколько ее удалось продать, как быстро нашелся покупатель. Существует бизнес, не зависимый от живописного уровня, от интеллектуального уровня. Бизнес, в котором учитываются только те факторы, которые могут конвертироваться в деньги. Скажем, имя. Пока у тебя нет имени, на которое есть спрос, твои картины будут стоить копейки… Вот, скажем, я участвую в таллиннской выставке. На имя «Макар» здесь есть спрос, это имя звучит, поскольку я приехал из Франции. Семериков звучит уже глуше, поскольку он свой, местный. А вот если Семериков приедет во Францию, он может прозвучать как иностранец. Неожиданность подогревает…

За двадцать лет своей жизни в Париже я понял, что зрители очень часто идут на выставки художников России, Украины, Эстонии, чтобы посмотреть, а что там эти дикари делают? До сих пор во Франции тянутся к закрытой России, запрещенной России, загадочной России, к которой относят, естественно, все, что включал Советский Союз.

- А цены на твои картины в Париже соответствуют твоему таланту?

Семериков и Страхов хором:

- Конечно, нет!

- Хорошо, ты успешный художник?

Макар:

- Успешный. Есть художники, которые живут за счет своих картин, а есть художники, у которых жена работает. Когда я говорю французу, что у меня жена не работает, он восхищенно восклицает: «О, вы прекрасный художник!» Еще раз повторю: на Западе дело не в том, какие у тебя картины, как ты рисуешь, а в том, какое у тебя имя и как твои работы продаются.

- Слава, ты выставлялся во Франции; чувствовал себя дикарем, на которого пришли полюбопытствовать?

- Только отчасти. Поскольку входил в состав группы художников, представлявших искусство Эстонии, то есть за мной был некий защитительный фон всей страны. И все-таки экзотика присутствовала: мой напарник был одет в такую нордическую одежду, в коже, огромного роста, с тяжелым басом, с мечом, викинг, одним словом. Впрочем, и на наши работы зрители смотрели…

- Толя, а как ты себя ощущаешь во Франции?

- Я во Франции отдыхаю. Для того, чтобы там работать, надо там жить. Жить долго, пробиваться, выставляться. А на свой вкус там мало кто полагается. Да, говорят, красиво, а стоит ли покупать?…

- Макар, в Париже ты сделал фреску на стене соседнего кафе. Там у тебя неограниченный кредит?

- Очень даже ограниченный. Когда хозяин кафе попросил меня сделать фреску, я обещал подумать. Проходит год, два. Хозяин говорит мне: ну, ты нарисуешь что-нибудь? Я отвечаю: мне еще подумать надо. Он не верит; не верит, что художники думают. Он полагает - чего проще, как налить вина, рисуй и все тут. Я решил его проучить. Как-то прихожу с кисточкой, красками, провожу контур на стене. Зову его посмотреть. Он просто ахнул: гениально, кричит, идем выпьем. Ну, пьем мы, он спрашивает: ты два года морочил мне голову, а потом пришел и за полчаса все нарисовал. Как так? Да, отвечаю, тут целая философия, я обдумывал свой жест, идею, сюжет. А вот исполнить очень просто. «А как мне тебя отблагодарить?» – спрашивает хозяин кафе. Никак, отвечаю, буду пить у тебя каждый день пиво. «Нет, нет, нет, лучше я тебе заплачу за фреску».

- Это он жадный или ты много пьешь пива?

- И то и другое… Но вот какая приятная деталь. За двенадцать лет ни один из уличных любителей надписей и росписей по стенам не расписался на моей фреске, не попытался ее испортить, то есть любители граффити признают меня и даже уважают как своего коллегу.

- А у вас (это к Семерикову и Страхову) есть где-нибудь неограниченный кредит?

Страхов:

- Думаю, моим друзьям, покупателям моих картин приятно меня видеть, и даже уверен, что, зайди я к ним в гости, они пригласят меня к столу…

Зачем художникам смотреть в глаза друг другу?

- Макар, есть потребность общаться, говорить об искусстве с коллегами?

- Конечно! Это потребность возраста, школы, той жизни, которая нас сформировала. Все было запрещено, все было не показано. Что нам оставалось? Выпить и поговорить. Приехал во Францию. Открыты все возможности. Но для того, чтобы выставить свою картину, нужно заплатить, и без разговоров. А поговорить-то хочется… Прихожу на выставки к русским художникам, а они спрашивают: а почем ты картины продаешь? Шок! Раньше русские художники как говорили: выпили и – ах, какой колорит, ах, какая краска… И вот через пару лет я чувствую, что у меня совершенно нет собеседника. Порой я брал билет Париж - Мюнхен и ехал к моему другу Виталию Сазонову просто поговорить… Потом Виталий трагически ушел из жизни… Понимаешь, «поговорить», это не совсем верное слово, мы никаких глобальных вещей друг другу при встрече не сообщаем, так, поболтаем, переглянемся, кинем взгляд на работы друг друга, и что-то сдвигается внутри, что-то подталкивает к тому или иному решению. А теперь каждые два года прилетаю сюда на выставку. Здесь меня отпускает моя вечная парижская нахохленность, отпускает меня здесь, среди друзей. У меня, конечно, есть друзья и среди французских художников, но их любовь, их дружба слишком по нашим понятиям короткая. У нас все серьезнее, трагичнее, воспоминательней, глубже.

- Возможна ли зависть меж вами?

Макар:

- Это не зависть, это несколько иное. Это заинтересованность.

Семериков:

- Это соревнование.

Страхов:

- Это то, что подталкивает, дает стимул к работе.

Елена СКУЛЬСКАЯ